Неужели я очерствела? Надеюсь, что нет. Все потому, что за спиной у меня бездонная пропасть, которую я едва перелетела, изломавшись о каменный край. Пропасть смерти моего отца и потери доверия к матери.
За потоком полухмельных мыслей я успокоилась и не заметила, что Мария говорит, говорит о чем-то своем, совсем невеселом. Как начинают вздрагивать ее острые плечи:
— Я, может быть, дура, но мне теперь и проще, и в сто раз хуже! Я так боюсь умереть следом! Почему все не может остаться, как сейчас? Без занятий, без этих вечных намеков, без издевок ее… Просто жить! Быть с вами, говорить открыто, пить вино и плеваться оттого, что оно кислое, а мы хотели провести время, как в клубе! Я так хочу быть честной, но никогда не смогу!
И тут мне становится пронзительно ясно, что их счастье продлится совсем недолго. Всего пара месяцев, и они разъедутся в разные стороны. И, может статься, больше никогда не увидят друг друга. Конечно, они обменяются адресами или даже номерами домашних телефонов. Они будут писать друг другу письма, мечтать о том, как снова встретятся, и звонить изредка, когда будут уверены, что никто другой не подслушает со стороны. У обеих большие семьи, не спрятаться. Здесь, даже рядом с Даной, они были скрыты от мира. Теперь все это кончится.
Мы сидим на кроватях. Я — на стороне Клары, а девочки напротив. Мария положила ноги на колени Клары, а голову ей на плечо. Коротко остриженные волосы, привыкшие к косам, то и дело спадают Марии на глаза, и она раз за разом заправляет их за ухо, чертыхается и шмыгает носом. Клара прикрыла синие глаза и печально склонила голову, отчего стала очень похожей на статую Мадонны в костеле.
Сейчас они кажутся неразделимым целым: их пшеничные головы, их белые лица, стиснутые пальцы и одинаково винные губы. Как долго еще они смогут наслаждаться тем, что сидят вот так и не боятся, что кто-то станет смеяться над их необычной любовью? Но я никогда не смеялась. Даже немного завидовала, что их судьба уже нашла их, а моя где-то за горами. Охотится на тигров.
— Я пойду, — мне хочется убраться подальше, чтобы только не думать о чужом будущем, полном разочарований. — Поздно и… в голове шумит.
— Неженка, — бурчит Мария. — Но ты же придешь еще?
— А есть повод?
— Вот Дзяды на носу, ноябрь же, — выпаливает она и ту же осекается под перекрестным огнем наших с Кларой взглядов. — Ладно, вы правы. Это плохая идея. Лучше как-нибудь после них.
Мы сердечно и как-то суматошно прощаемся, будто мне добираться до соседней деревни, а не идти несколько метров по давно знакомому коридору.