— Присядь, дружок. Поговорим.
Странное отношение к девушкам моего возраста: когда нужно, нас принижают до уровня детей, а в другой ситуации взывают к предполагаемым взрослым качествам.
— Не думал я, что придется так скоро возвратиться, — пан следователь усаживается в директорское кресло, расправляя полы пиджака. Сама пани Ковальская вышагивает из угла в угол, заламывая белые пальцы. — Как твои дела?
— У меня все хорошо, пан следователь.
— Вот и хорошо, что хорошо. А что же ваша Юлия? Никак сбежала, а? Одна, осенью. Куда она могла податься?
Следователь может показаться простаком, но это маска. У него цепкий взгляд и каждый вопрос с подвохом. Летом я еле вывернулась из его тисков, но в этот раз будет проще.
— Мне сложно сказать. Мы не слишком дружили.
— Ай-яй-яй! А ведь вы были подружками совсем недавно. Я уж думал, ты мне что полезное скажешь. Нехорошо, панна, нехорошо.
Я смотрю ему прямо между глаз.
— У меня теперь другие интересы.
— А какие интересы были у Юлии?
Пожимаю плечами и молчу. Пан следователь долго сверлит меня взглядом.
— Может, у нее парень был? Не слышала такого?
— Пан следователь, как можно! У нас строгие правила, — возмущается директриса, но следователь только отмахивается. — Это классический пансион!
— То, что пансион классический и назван в честь святой, не помешало одной из девочек заниматься в лесу черт-те чем и там умереть. Забыли уже, пани Ковальская? А я вот помню, до смертного дня вспоминать буду, как нашли вашу Касеньку с ручонками в крови, всю в угле и красной краске. Лоб, руки, ключицы — все изрисовала какой-то дьявольщиной, а в волосах заплетены травы. Тьфу! И вы мне рассказываете про порядки классической школы?!
От его слов я цепенею, а виски простреливает болью.
— Возмутительно! — взвизгивает директриса. Ее лицо идет противными мелкими пятнами. — Так говорить о покойной… Доктор подтвердил, что она была слегка не в себе Нервное расстройство, это все объясняет. И никак не связано с исчезновением Юлии.
— Кто знает? — неожиданно спокойно протянул пан следователь, чем совершенно сбивает директрису с толку.
Та скрещивает костлявые руки на груди и отворачивается.
— Ну, Магда, а от тебя-то и словечка не слышно. Нехорошо, я на тебя больше всех надеялся, — мужчина хмуро качает головой. — Когда вы поссориться-то успели? Уж не вчера ли вечером?
— Нет, мы давно перестали общаться. И вчера не разговаривали даже, — не моргнув, лгу я.
— А с лицом что?
Безотчетно касаюсь разбитого носа и губы.
— С кровати упала, — на этот раз я спокойно отвечаю на его пытливый взгляд.