Однако его обеспокоенность за будущее страны нарастала. Он писал невесте о коренной ломке устоев, потрясении и надломе народной психики, предвидел неотвратимые перемены и наступление «новой геологической эпохи» в жизни страны. От былых поисков хоть какого-то разумного объяснения агрессии кайзеровской Германии не осталось и следа. Краузе глубоко переживал за судьбу России. Он не чувствовал себя чужаком, но его крайне удручало изменившееся представление русских о немцах – теперь немец стал восприниматься как «безжалостный и неумолимый железный человек… человек с гипертрофией воли и рассудка и атрофией чувства». В письмах Фридрих Оскарович признавался, что хотел бы «быть в самой гуще жизни, а не на задворках ее», и с гордостью сообщал, что один из коллег назвал его «хорошим и умным русским интеллигентом в лучшем смысле этого слова».
На протяжении всей своей военной службы Краузе не переставал жаловаться на изводившую его «канцелярию». Его забрасывали приказами, циркулярами, предписаниями и требовали отчетов об их выполнении. По словам Краузе, он купался в «бумажном море», которое грозило захлестнуть его своей мутной волной. Бывало, он целыми днями корпел над бумагами, задним числом сочиняя приказы по отряду, приводя в порядок счета и занимаясь мелочной денежной отчетностью в ущерб санитарной работе.
Чтобы справиться со всей этой «писаниной», ему приходилось обращаться за помощью то к опытной в таких делах, как он выражался, «канцелярской крысе» из санитарно-гигиенического отряда, то к старшему писарю казачьей сотни, который брался за бакшиш привести в порядок его канцелярию, то вступать в «соглашение» с делопроизводителем соседнего лазарета. Много хлопот доставляли Краузе и хозяйственные заботы. Медицина уходила на задний план, и он сетовал, что забывает азы своей профессии. Со студенческой скамьи он мечтал устроить где-нибудь в провинции собственную детскую лечебницу на кооперативных, некоммерческих началах. Он и на войне не оставлял эту идею и стремился увлечь невесту своими планами на будущее.
Весной 1916 года в жизни Фридриха Оскаровича и Александры Ивановны произошло важное событие. 29 апреля во время отпуска Краузе они обвенчались в Москве. А уже 1 мая «молодой» отправился обратно в свою часть под Ровно. После женитьбы он «до скрежета зубовного» затосковал по мирной жизни и «настоящей культурной работе». Обострилось его чувство оторванности от «твердой почвы», «от всего родного, любимого». Фридрих Оскарович жаждал мирного, созидательного труда. В письмах он то и дело жаловался жене на прозябание и переутомление не от работы, а «от безделья нежеланного и вынужденного».