Он называл «фабрикой» дом для приема гостей, который мы видели из внутреннего двора. На фабрике шили пижамы из разноцветных тканей. Там была такая суета и так много людей, что, казалось, ногу некуда было поставить, но когда я привыкла к мелькавшим людям, я стала замечать в хаосе структуру. Кроме закройщика, все работники фабрики были женщинами. Я была поражена, впервые увидев автоматизированное швейное производство. Несмотря на то, что в женской школе мы потратили почти целый семестр на изучение работы швейной машинки, мы с трудом шили пакеты для ложек и вилок или сшивали края подушек, а тут красивая вышивка, словно нарисованная, в мгновенье ока выходила из-под иглы швейной машинки, ничем не отличаясь от традиционной ручной вышивки. Если на первой машинке, к которой я стояла ближе всего, на пижаме вышивались разнообразные рисунки с драконами, павлинами или цветами пиона, то на следующей, подогнав заднюю часть к передней, к пижаме пришивали рукава и воротник в китайском стиле — выходила пижама-куртка. Затем, подобрав брюки по цвету, собирали комплекты и клали в коробки, сортируя их по размерам. Пижамы шили из плотного и прочного блестящего искусственного шелка, на нем даже было жалко делать вышивку. Если пижамы продавали иностранным военным, их шили из атласа настолько некрасивого цвета, что если бы их давали бесплатно, то мы с сестрой, наверное, и тогда не надели бы их. Но, к моему удивлению, за один такой комплект выручали двенадцать долларов и двадцать центов. Я не знаю, какой был тогда официальный курс доллара, но если эти деньги поменять у валютчика, сумма была огромная. Нам этого хватило бы, чтобы спокойно прожить целый месяц.
— В магазине мы зарабатываем лишь в день зарплаты янки, тогда выручка доходит до двадцати тысяч долларов в день, — с оттенком гордости в голосе сказал директор Хо. — Смогу ли я усидеть, не заработав таких денег? В горячую пору фабрика начинает работать по ночам. Мисс Пак, вам тоже, если будете упаковывать пижамы, некогда будет вздохнуть.
Услышав эти слова, я поняла, что меня не выгонят, даже если я не смогу говорить по-английски, но мое самолюбие было задето, ведь он сказал, что меня могут использовать в качестве хаппари[77]. С другой стороны, я ничего не могла изменить, и мне оставалось лишь тяжело вздохнуть и смириться. Осмотрев фабрику, я согласилась выйти на работу на следующий день, но, уже стоя на улице, не удержалась и откровенно сказала сестре, что расстроена.
— Нет, вы посмотрите на нее! Разве это не то, о чем ты мечтала? Ты же знаешь, как я волновалась, боясь, что если скажу, что ты училась не на факультете английского языка, тебя попросят делать тяжелую и грязную работу.