— Я думала, что РХ — другой мир, а тут шьют пижамы, какие и черти надевать не захотят. Было бы так чудесно продавать американские жевательные резинки и сигареты, а не этот ужас.
— Прежде чем разглагольствовать, знай, что выражение «Когда идешь справлять большую нужду, ощущение не то же, как когда ее справишь» как раз про таких дурочек, как ты. Разве несколько дней тому назад не ты хотела работать на рынке «Донам» хотя бы продавцом? Я думала: «Пусть я потрачусь, но я хочу, чтобы этот ребенок увидел хотя бы раз, как РХ выглядит изнутри».
Сестра помогла мне устроиться на работу, поэтому она, не переживая о моих чувствах, говорила прямо все, что хотела. Странно, но мне совершенно не было обидно. Конечно, она была не права, я хотела работать в РХ, но я словно вошла в совершенно другой мир, сердце бешено колотилось, душа волновалась. Слушая ее, я поняла, что роль тени мне надоела. Мать, потеряв единственного сына, говорила, что она не ждет никакой радости в будущем, олькхе стала еще одной вдовой. Они решили, что, раз не могут умереть, ничего не остается, как жить дальше, но у меня, мол, есть возможность стать счастливой. Я подумала, что прошло достаточно времени, когда я была обязана выражать сочувствие матери и олькхе. Впервые за долгий период я ясно почувствовала, как внутри меня приятно зашевелилось желание жить. Несмотря на то что я прошла огонь, воду и медные трубы, мне исполнился всего двадцать один год — самый цветущий возраст.
Чон Гынсуг спросила, есть ли у меня европейская одежда для завтрашнего выхода на работу. Я ответила, что у меня есть корейская женская куртка с вышивкой и легкая юбка из крепа, сшитая мне матерью поздней осенью, когда я поступила в университет. Когда я их надела, поняла, что до сих пор не то что европейскую одежду, даже новую корейскую куртку и юбку ни разу не надевала. Каждый раз, когда мы эвакуировались, у меня было несколько комплектов одежды, которые я носила с собой, но никогда не надевала. Чон Гынсуг, говоря, что ей хочется сделать мне подарок в честь выхода на работу, тут же потащила меня на рынок «Дондэмун»[78].
В тесно расположенных вдоль речки магазинах одежды и бутиков, торгующих европейскими товарами, дела шли намного лучше, чем на небольшом рынке «Донам». Впрочем, и здесь готовая одежда состояла преимущественно из обновленных подержанных вещей, поставляемых зарубежными странами по программе гуманитарной помощи. Приведенные в порядок и развешанные на плечиках, вещи выглядели новыми, но стоило их надеть, как ощущение новизны пропадало. Даже когда я примеряла скромные на вид куртки с широкими воротниками, которые на самом деле выглядели слишком длинными и приталенными, я сразу чувствовала, что это не новая вещь. Несмотря на это, хихикая и радуясь неизвестно чему, мы бродили по рынку «Дондэмун», рассматривая прилавки. Пока мы гуляли, наши глаза успели привыкнуть к широкому ассортименту, и мы смогли обнаружить платье достаточно свободного кроя и с не очень длинным поясом. Надевая его, я решила сказать сестре, что я первой зарплаты я куплю ей подарок, но потом мне показалось, что это будет лицемерием, и я промолчала.