Тем не менее любопытство оказалось сильнее страха, и Хадия, уложив Миляш поспать, отправилась на разведку. Добравшись до камня, который Хадия благодаря его цвету именовала Зеленым, она притаилась за деревьями и стала наблюдать. Около молодого березняка на открытой поляне сидел человек. Мужчина. Рядом лежал мешок, а на него было положено длинное ружье. Вскоре мужчина поднялся на ноги, загасил костер, забросил на плечо мешок и ружье и отправился в путь. Хадия долго провожала его взглядом. А тот прямиком направился к Трехглавой горе, которую Хадия нарекла так за то, что верхушка ее делится на три части. Когда мужчина уже далеко отошел от костра, Хадия осмотрела место, где он останавливался. В том, что это охотник, сомнений не было. С ружьем он обращается ловко, держит его привычно. И походка у него осторожная, лесная, уж это-то Хадие знакомо. Костер он разводил возле широкого камня, на котором были рассыпаны зерна пшеницы. Хадия покачала головой от такой нерадивости. У нее самой ни одно зернышко не пропадает зря, а этот рассыпал целую пригоршню и даже не собрал, беспечный.
Несколько дней после этого Хадия соблюдала осторожность и не отлучалась далеко от входа в пещеру, а потом, видя, что чужак не появляется в ее владениях, снова повела прежний образ жизни. Собирала ягоды, вязала пучки душицы и купалась в реке после рыбной ловли. Таскала в дом песок и глину, решив изготовить самодельные кирпичи и на зиму сложить небольшую печку. В этих заботах проходил день за днем. Иногда Хадия ходила с дочкой на реку купаться. Особенно хорошо на реке вечером. Кажется, что река замедляет свой бег, становится тише, ласковее, и тогда дочке доставляет неописуемое удовольствие барахтаться возле берега, повизгивая от восторга, и Хадия, с улыбкой глядя на нее, думает, какое же это счастье, что у нее есть дочка, ее маленькая Миляш.
Как-то поутру Хадия сидела на полянке и связывала в пучки душицу. Она выбирала из большой кучи стебелек за стебельком, выравнивала макушки, обрезала концы и связывала их. Когда Хадия потянулась за ножом, чтобы обрезать концы у очередного пучка, кто-то вдруг схватил ее за руку, и женщина замерла от испуга и неожиданности. Еще даже не обернувшись, она ощутила запах чужого пота и чеснока и буквально похолодела от ужаса. А тот, кто неслышно, по-звериному, зашел со спины, вдруг добродушно спросил:
— Испугалась, козочка лесная?
Хадия сидела ни жива, ни мертва, не в силах пошевелить языком и уж тем более обернуться.
— Ты что, язык проглотила? Да ты не бойся, я не разбойник и худого тебе не сделаю.