Байбыш-турэ кивком выразил согласие.
* * *
Племя Канлы осталось за городской стеной. Байбыш-турэ с многочисленной охраной направился ко дворцу великого мурзы. Не все получилось так, как было задумано. Исмагил-мурза со своими людьми почему-то слегка отстал. Дворцовая охрана остановила предводителя канлинцев. Завязалась словесная перепалка. Дальше — больше, обе стороны сначала схватились за плетки и дубинки, а затем и за копья. Вскоре сюда же, получив известие о столкновении, примчались оставленные для охраны племени воины-ильбагары и батыры Байбыша. Сняв заслон, распаленные канлинцы ворвались во дворец. Под горячую руку угодил не только повелитель орды — пали и многие его приближенные.
Когда горячка схватки начала спадать, во дворце появился, наконец, сопровождаемый охраной Исмагил-мурза. Подбадривая криком своих сторонников, он прошел к освободившемуся трону и сел на него. Один из его угодников провозгласил:
— Власть в Ногайской орде перешла к великому мурзе Исмагилу! Слава хану ханов Исмагилу!
Крик, восславляющий нового повелителя орды, подхватили одни лишь его охранники. Канлинцы как-то незаметно исчезли — будто вода в песок ушла.
— Где Байбыш-турэ? Позовите его ко мне! — повелел великий мурза Исмагил. Это было его первое после восшествия на вершину власти повеление.
Кинулись искать Байбыша, но оказалось, что он уже ускакал к своему племени. Там отыскал его гонец, но предстать перед «ханом ханов» предводитель племени Канлы отказался.
— Я знаю, что он скажет, — ответил Байбыш-турэ гонцу. — Доведи до слуха великого мурзы: благодарю его за приглашение, но остаться во дворце не могу. Мое место в моем племени. Мы свершили то, что должны были свершить, и уходим отсюда…
Племя Канлы ушло из-под Малого Сарая на восток. Перебираясь через большие и малые, именитые и безымянные реки и речушки, оно продвигалось в сторону Урала, но чем-то эти края не устраивали Байбыша, он забирал все левее и левее, пока не повернул коня на север, взяв направление на междуречье Кугидели и Уршака. Тут канлинцы, встретившись с башкирами племени Мин, чей говор оказался таким же, как их собственный, и облюбовали долину одной из небольших речек.
Еще при жизни великого мурзы Юсуфа его неудавшийся сын Галиакрам прикатил без вызова из Актюбы в Малый Сарай. Упитанный, пышнотелый, как женщина, он бухнулся перед отцом на колени и поцеловал носок его сапога.
— Отец, я не хочу больше оставаться там!..
Юсуф закусил губу, раздумывая, пожалеть дурня или обругать.
— Поднимись! — проговорил он, наконец. В голосе его прозвучали одновременно и укор и прощение. — Не к лицу хану лизать сапоги, даже отцовские… Сядь на подушку!