Понял, прекрасно понял претендент на казанский трон хитрого старика и отчетливо представил, как посланный им человек с помощью таинственного имама проникнет в касимовский дворец и положит конец притязаниям его знаменитой сестрицы.
Тут, вдалеке от могущественного отца, попривыкнув в пьяном угаре к странноватому своему окружению, состоявшему, главным образом, из незнакомых слуг и опустившихся рабынь, Галиакрам почувствовал себя подлинным ханом и не преминул бы предпринять какие-то действия для осуществления задуманного убийства, но смерть преградила путь ему самому.
Положение Мамыша все более ухудшалось, среди восставших росло недовольство, участились случаи открытого неповиновения, иные рядовые воины уже осмеливались поднять руку на десятников и даже сотников. Объяснялось это и туманностью смысла восстания, и каждодневными проявлениями несправедливости, усугубленными образом жизни «хана», на которого поначалу возлагали большие надежды, а потом махнули рукой. Войско начало разбредаться, люди уходили и затаивались в окрестных лесах. Мамыш попытался навести порядок. Схватили и повесили для устрашения остальных нескольких беглецов, — без толку. Бегство после казни лишь усилилось.
В один из этих напряженных для Мамыша дней Галиакрам потребовал для своих личных нужд десять воинов из числа прибывших с ним.
— Зачем они тебе? — удивился Мамыш.
— Повеление хана не обсуждается, а безоговорочно исполняется, — высокомерно бросил Галиакрам. — Узнаешь, когда исполнишь.
— Нет у меня твоих воинов, господин мой хан, — ответил Мамыш, усмехнувшись. — Были да все вышли. Разбежались.
Мамыш, понятно, врал. Прибывшие с Галиакрамом ногайцы не столько из чувства верности ему, сколько из-за того, что бежать им было далеко, да и нельзя — в орде накажут, бродили тут как в воду опущенные.
— Мне нужно с десяток надежных воинов, — повторил Галиакрам. — Я пошлю их в Касимов. По важному делу.
— Чем глядеть в сторону Касимова, мой хан, позаботься о себе!
Это прозвучало скорее как приказ, нежели совет, и, конечно, не понравилось Галиакраму. Он разозлился.
— Обо мне позаботиться должен ты! Хочешь чего-нибудь добиться, так береги своего хана! Что ты можешь без меня?
Задетый за живое Мамыш, закусив нижнюю губу, бросил на хана свирепый взгляд. Но Галиакрама это не образумило, он продолжал запальчиво:
— А когда ты думаешь начать наступление на Казань, а? Когда изгонишь урусов из этого священного города? Я ведь прибыл сюда не для того, чтобы возглавить толпу бродяг! Великий мурза ногайцев Юсуф послал меня, чтоб я занял казанский трон!