Простодушные ответы Канзафара почти было убедили хана в невиновности минцев, и он подумал: «Может, в самом деле не они? Может, юрматынцы?» Но слова: «Никто со стороны к нам не прибился», — опять ожесточили его. Ахметгарей выпрямился на троне, хлопнул ладонями себе по коленкам.
— Врешь! Никто, говоришь, не прибился, а этот, вернувшийся из Казани головорез, что — не в счет? Он сеет в племени смуту, а ты его покрываешь! Все вы один другого стоите! В зиндан!..
Канзафара отвели обратно в зиндан. Теперь бий понял: Ахметгарей-хан заманил его в ловушку, все было обдумано заранее. Племени грозит разгром, а он, предводитель, лишен возможности что-либо предпринять. И сам, сам виноват! Жил беспечно, не учуял коварства! Хорошо, если в племени узнают, что их турэ попал в беду, и поднимутся всем миром, кинутся на выручку. Тогда Ахметгарей, чтобы дело не зашло чересчур далеко, выпустит его из зиндана. Но племя может и не подняться. Соберутся акхакалы на совет, и кто-нибудь скажет: «Не будем спешить, старики, подождем еще. Наберемся терпения…» На том все и кончится.
Перед мысленным взором Канзафара предстало ужасное зрелище: вот по приказу Ахметгарей-хана выводят его на майдан и начинают полосовать плетками спину… Потом потащат к плахе, чтобы отсечь секирой голову… Или вздернут на виселице… Обвиненного в нападении на ханскую ставку ждет именно такая смерть…
Снова заплакал Канзафар-бий. С детства он был плаксив и доныне не избавился от постыдной для мужчины слабости.
Прошло несколько дней. К хану больше его не водили. Утром и вечером охранник, вынув из стены у двери круглый камень, просовывал в дыру остатки чьей-то еды: небрежно обгрызенные кости, иногда — плошку шурпы. В один из дней Канзафар попробовал заговорить с охранником, просовывавшим эти самые кости и плошки:
— Не сможешь выпустить меня? — И, не дожидаясь ответа удивленного охранника, посулил: — Получишь отменного скакуна! Мало — двух скакунов!..
— Нет! — отрезал охранник. — Менять свою голову на скакуна не собираюсь!
В другой раз Канзафар шепнул ему:
— Не хочешь сам — скажи кому-нибудь, кто сможет. Обоих одарю.
Охранник все же выполнил просьбу, передал его слова дворцовому ключнику.
— Пускай сначала пригонит скакунов, тогда поглядим, — отозвался тот.
— Как же он пригонит, коль в темнице сидит?
— Это уж его забота. Мы что, дураки, чтобы выпустить узника, поверив ему на слово? Ищи его потом!
— Он — предводитель племени. Никуда не денется, в племя свое, наверно, вернется.
— Раз он — турэ, что же соплеменники о нем у не побеспокоятся? Был бы он им нужен, так целый табун, а не то что два-три скакуна пригнали бы, понял?