За этим малым исключением, Ядкар во всем соответствовал представлениям Юсуфа о достоинствах хана. Только вот надо было поскорей и негласно проводить его, а затем утвердить на троне. Успеть сделать это до того, как царь Иван предпримет новый поход на Казань…
Ядкар, когда дело прояснилось и для него, попытался сделать вид, будто принимает назначение как нечто само собой разумеющееся, но все-таки встал, приложил руку к груди напротив бешено колотящегося сердца.
— Клянусь, великий мурза, ради твоего благополучия я готов спуститься даже в ад!
— Трон, коль не умеешь на нем сидеть, ничем не лучше ада. Ты должен превратить ад в рай. Понял? И ради меня, и ради себя. То есть ради нас.
Ядкар, воздев руки, воскликнул неестественным голосом:
— Аллах — свидетель, я, великий мурза, всегда был твоим верным и надежным слугой!
Он уже почувствовал себя человеком, гордо въезжающим в широко распахнутые ворота Казани.
— Помни: коль сделаешь хоть шаг против моей воли, пощады тебе не будет. Слышишь? Тут же сброшу с трона!
— Буду предан тебе вечно, великий мурза! Воля твоя для меня навеки свята! — вновь поклялся Ядкар и подумал: «Дай сесть на трон, а там посмотрим. Укреплюсь, и как бы тебе самому не пришлось клясться в преданности мне…»
Юсуф продолжал:
— Должен быть беспощадным и ты. Никого не жалей. Надо держать всех в крепко сжатом кулаке, чтобы решить нашу священную задачу…
Слушая наставления Юсуфа, Ядкар все более проникался ощущением будущей власти и сам себе виделся уже могущественным повелителем, нагоняющим и на ближнее, и на дальнее свое окружение страх и трепет. Поэтому он даже прервал наставника:
— Верь, великий мурза: я выполню эту задачу — поставлю царя Ивана на колени!
— Ты должен оберечь дочь мою любимую, Суюмбику. Она воспитывает моего внука…
— Царь Иван будет валяться у моих ног! Я его… я его…
— Дай-то аллах дожить до этого дня!
— Я возьму его за горло! Сверну ему шею!
Юсуф, смежив веки, пробормотал какую-то молитву, мазнул ладонями по свисающей сосулькой бородке.
— Да раскинут ангелы свои крылья над твоей дорогой! Аминь!
А Ядкар все не мог успокоиться, все петушился:
— Я предам его позорной смерти — повешу!..
В Москве учитывали возможность появления в Казани хана со стороны. Царь полагал, что там опять попытаются посадить на трон крымца. «Много лет Казанью правил Крым, — думал он, — и ныне Сахиб-Гирей не захочет выпустить ее из своих рук».
В суждениях царя была большая доля правды. Послы, побывавшие в Малом Сарае, считали, что среди ногайских мурз не видно, кого можно было бы посадить на казанский трон, да и не выигрышно это для Юсуфа, пока ханством правит его дочь. Ну, а Касим, хан астраханский, — не потянется ли к этому трону он? Нет, духу у него не хватит. Стало быть, остается только Крым, рассудил царь.