— Не богохульствуй!
— Аллах — в небесах, а на земле, великий мурза, его наместник — ты! Им назначенный!
Будь человек хоть трижды велик — и то, наверно, не устоять ему против лести.
— Собирайся! — сказал Юсуф ласково. — В дальний и хлопотный путь. — Помолчав, добавил: — В Казань. Дело поначалу — тайное…
Ядкар застыл с раскрытым ртом, не зная, что сказать в ответ: услышанное сильно огорчило его.
— Ты что, не понял?
— По… понял, великий мурза, — выдавил из себя Ядкар, запинаясь. — Стать послом великого мурзы Ногайской орды — огромная для меня честь. Я… я готов отправиться по твоему повелению не только в Казань, а хоть в логово аждахи[17], даже в Москву!
Юсуф рассердился.
— Глупец! Не в Москву — в Казань, говорят тебе, в Казань поедешь! И не послом, а ханом станешь. Ханом!
Ядкар почувствовал сухость во рту, как бывает, когда человек слышит дурную весть, а все же сделал глотательное движение, словно бы попытался проглотить слюну, — кадык у него задвигался. Сердце застучало бешено — вот-вот выпрыгнет из груди, мясистая щека непроизвольно задергалась. Мурза был ошеломлен. Такой милости, такого подарка он не ждал.
Судьбу казанского трона, лишившегося после смерти Сафа-Гирея надежного хранителя, решал, конечно, не один Юсуф. Пришлось вступить в переговоры с крымским и астраханским ханами. К переговорам подключился и турецкий султан Сулейман. Между Малым Сараем и Астраханью, Малым Сараем и Бахчисараем сновали гонцы, успевая совершить путь туда и обратно за пять-шесть дней. Крымский хан Сахиб-Гирей тянул казанский трон в свою сторону, а Юсуф, как дед наследника трона — малолетнего Утямыш-Гирея, доказывал, что право опекать Казань принадлежит Ногайской орде. В ходе препирательств Сахиб-Гирей взял да и объявил казанским ханом брата своего Давлет-Гирея. Юсуф тоже не дремал: склонив на свою сторону астраханского хана Касима, известил Бахчисарай о том, что до совершеннолетия Утямыш-Гирея назначает казанским ханом высокородного ногайского мурзу Ядкара. Завязался опасный спор; в стане, противостоящем Москве, могла начаться кровавая междоусобица, что было бы на руку царю Ивану. Султан Сулейман решительно пресек эту возможность: столкнув с крымского трона Сахиб-Гирея, заменил его Давлет-Гиреем. Путь в Казань открылся для Ядкара.
Юсуф возлагал на него большие надежды. Ядкар хитер, изворотлив, рука у него, когда нужно, достаточно тверда, и, главное, он — свой человек. Все эти качества Юсуф нашел вполне подходящими для хранителя ханского трона. Он понимал, что решением своим наносит жестокую обиду Суюмбике, но будущее Казани поставил выше переживаний своей дочери. Как ни прикинь, женщина остается женщиной, ей присуща слабость. Лучше было бы, конечно, послать туда человека, который мог бы стать ее мужем. Ядкар для этого не подходит, ибо состоит с Суюмбикой хоть и в отдаленном, но кровном родстве. Их супружество, даже в случае взаимного согласия, явилось бы прегрешением перед лицом аллаха. Впрочем, аллах, возможно, и посмотрел бы на это сквозь пальцы, да есть страна, есть людской суд. Не стоит дразнить народ, и без того возбужденный, как муравейник перед грозой.