— Вернемся к письму царя Ивана.
— К слову сказать, и сам царь Иван, должно быть, слышал обо мне, — подхватила Гуршадна. — Я посылала письмо его отцу, князю Василию. Он сам первым ко мне обратился. По тайному делу. Тогда царь Иван еще мальчонкой был. А теперь вон в какую силу вошел! Ты поезжай-ка к нему, поезжай! Послушайся его, не прогадаешь…
— С чего это ты вдруг? Вспомнила что-нибудь важное?
— Не вспомнила, а сообразила, дорогая ханбика! Царь-то Иван так и так снова на Казань пойдет. И все равно этого кривоногого на казанский трон посадит.
— Это я и сама чувствую. А вдруг он как-нибудь иначе повернет?
— Не повернет. У него для этого дела никого, кроме Шагали-хана, нет. Урусы думают: коль ты станешь женой Шагалия, он тут крепче будет сидеть. Вот с ним ты и вернешься в Казань. А там, даст аллах, опять возьмешь все в свои руки. Был бы только сын твой, Утямыш-Гирей, жив-здоров.
— Я тоже так думаю, Гуршадна-бика. Одно лишь меня беспокоит…
— Ты о Шагали-хане? Пусть он тебя не смущает. Зажмурься и иди за него. Не гляди на внешность. Пожелаешь, так во какие красавцы будут увиваться возле тебя! Положись на Гуршадну!..
— Да оградит меня аллах от греха! Я не об этом, Гуршадна-бика. Я позвала тебя по делу поважней: на случай отъезда надо обезопасить мои драгоценности…
Тут Гуршадну-бику бросило в жар. Она замерла с раскрытым ртом, забыв, что собиралась сказать. Перед ее мысленным взором блеснули сокровища Суюмбики. «Великое, должно быть, богатство скопила она в своем ларце, — соображала старуха. — Ведь сколько набегов на города урусов совершил Сафа-Гирей-хан! Сколько дорогих подарков привез своей гордой ханбике!»
Стараясь не выдать голосом внезапно нахлынувшее волнение, Гуршадна-бика проговорила:
— Ну да, ну да!.. С собой ведь не возьмешь — невесть что в пути может случиться…
— Я решила оставить драгоценности у тебя, — продолжала Суюмбика открыто и очень серьезно. — Более некому доверить. Ты должна будешь припрятать их так, чтоб… Чтоб никто не унюхал!..
— Бог ты мой, конечно, припрячу! Уж так, даст аллах, припрячу, так припрячу!..
— Но вот что, Гуршадна-бика: не вздумай сама к ним потянуться! Я вернусь в Казань. Скоро вернусь! Шагали-хана я приручу, помни об этом. И про то не забудь, что за Шагали-ханом будет стоять царь Иван. А царь Иван — ты, наверно, слышала — не только могуществен, но и крут…
…Набитый золотыми и серебряными украшениями, бриллиантами, жемчугами и прочими драгоценностями ларец Суюмбика тайно, ночью, отнесла в дом Гуршадны сама. Ее сопровождал лишь один молодой охранник, — случаю было угодно, чтобы им оказался наш Ташбай. Гуршадна выкопала в подполе небольшую яму. Суюмбика своими руками опустила туда обернутый кожей ларец и выровняла накиданную сверху землю. Ташбай при этом, конечно, не присутствовал.