— Он же был писателем.
Они молчали, каждый погруженный в свои мысли. Жаль, что в камине не горел огонь, думала Дуня, как было бы красиво.
— А ваша история? — через некоторое время спросил Генри. — Что мистер Фокс? — Он имел обыкновение именно так называть профессора Фукса. Все противилось в нем называть того просто «Тео». — Почему он не здесь, ведь он приехал за вами? Он выглядел сбитым с толку, когда я с ним разговаривал. Абсолютно разочарованным. Вы его заставили долго ждать? — Она не отвечала. — Я чувствую себя виновным в отложенной — или даже расстроенной? — свадьбе. Мне очень жаль, я не хотел этого. Боюсь, что здесь я наломал дров.
Он начал упрекать себя, взял со столика бутылку скотча, что приготовил Джордж, и разлил в бокалы. Они выпили виски без льда.
— Вероятно, мистер Фокс очень любит вас, если не счел за труд приехать за вами. Счастье, что леди Штанци взяла его с собой. Она привела его ко мне, но вас здесь не было.
— Никола Штанци? — наклонившись вперед, Дуня удивленно смотрела на него. — Вы знакомы с ней?
— Не очень близко, — ответил Генри, в свою очередь удивленный ее горячностью. — Она регулярно привозит сюда туристические группы.
Красивая, интеллигентная леди. Я даже нахожу, что вы чем-то похожи.
— Может быть. — Дуня рассеянно поигрывала бокалом. Скотч немного согрел ее, но она все еще чувствовала внутренний холод.
— Так в чем дело? — настаивал Генри, в свою очередь рассчитывавший на ее откровенность. — Что с вашей историей?
Она попыталась придать событиям забавный оттенок, ибо любовные и жизненные истории, если рассказывать их серьезно, не шутливо, становятся такими же серьезными, как сообщения об уровне воды.
— Тео, то есть мистер Фукс, приехал сюда не сам по себе. Я попросила подругу завлечь его обманным путем. И это сработало, но…
— Но? — Генри не ухватывал сути, а, может, эта история вообще ее не имела.
— Но, образно выражаясь, в пути случилось непредвиденное, и он отдал сердце моей подруге.
— Фу! — возмутился Генри. — Что за банальная история!
— Мировая литература сплошь насыщена банальными историями, — задумчиво констатировала Дуня. — Возьмите «Дона Карлоса»[43]. Отец женится на женщине, которая любит его сына и становится тому мачехой. Сюжет как в мыльных операх, не правда ли? Или «Страдания молодого Вертера»[44]. Молодой человек безумно влюблен в замужнюю женщину и из-за несчастной любви стреляет себе в висок. А «Отелло»[45]? Патологически ревнивый муж убивает супругу, а потом себя. Ну, и если вы не признаете истории с трагическим финалом: юная дворянка едет за своим женихом, который отказался от нее из ложного чувства чести. Она устраивает заговор, не с подругой, как сделала я, а со своей умной камеристкой Франциской. И таким образом вновь завоевывает его. И все это описал Лессинг