— Эй, папа!
В комнату ворвалась Амелия. Он даже не услышал, как подъехала ее машина.
— Что случилось с Хели? Он разыгрывает из себя оскорбленного. Чем ты его обидел?
— Не внял его настойчивым увещеваниям переодеться, чтобы достойно встретить тебя.
— Он мне предложил выпить шерри.
— Ну, что ж, это утешило бы его.
— Но я не хочу. Теперь он надуется и на меня. Рассмеявшись, Тео вытер руки, сбросил блузу и обнял Амелию.
Она привстала па цыпочки, как всегда делала ребенком, и отец покружил ее по комнате.
Отца и дочь связывала сильная взаимная любовь. Когда им случалось встречаться, что происходило весьма редко, они не понимали, как вообще могли жить друг без друга. Опа была очень похожа на пего, только, естественно, без бороды и без малейшего намека на одаренность. Изяществом и дерзостью она напоминала мать, а вот восторженностью и жаждой знаний пошла в отца.
— А где прелестная невеста? — пританцовывая, поинтересовалась Амелия.
— Скоро будет. Задерживают кое-какие дела — расписывает свой фарфор, ну ты знаешь.
— Она так же, как и ты, не может оторваться от работы, — констатировала Амелия. — Брак двух трудоголиков — это нечто!
Сама она явно не относилась к их числу.
Возникла неловкая пауза. Профессор прокашлялся и, желая сменить тему, спросил больше из вежливости, чем из истинного интереса:
— Что твоя мать? Как у нее дела?
— Вся в заботах. Дело процветает. На Кернтнер-штрассе открыла новый магазин эксклюзивных моделей, страшно дорогих, изысканных, очень элегантных — нечто особенное в своем роде.
Сама Амелия в черно-белом в мелкий горошек платье из жатого крепа, весьма прозрачном, выглядела очаровательно. Сквозь платье можно было любоваться прелестными ножками почти до бедер. Амелия в полной мере отвечала его представлениям о женском идеале. Ее мать была когда-то, а возможно, и оставалась такой же: высокой, изящной, с густыми белокурыми волосами. Как раз его тип. К сожалению, добром тот брак не кончился. Но Амелия — она была просто великолепна. Впрочем, похоже, только для одного мужчины.
— Может, поднимемся? — предложил Тео.
Амелия преградила отцу дорогу.
— Послушай. — Теперь она своим видом напоминала девочку, что когда-то показывала ему свой дневник с отметками. — Есть еще кое-что.
— А именно?
Она смотрела мимо него, на мольберт, на пепельно-красный коллаж, не выражая восхищения. Наконец спросила:
— Как называется картина, или у нее, как и у других, нет названия?
— Нет. Это впечатление, — язвительно ответил он, поскольку его ранило ее непонимание. — Картина доступна лишь тем, кто обладает фантазией. — Он заметил, что дочь думает о чем-то совершенно другом. — Итак, в чем же дело?