— Не я. У меня здесь есть сосед.
— О, наслышан, наслышан…
— Чем обязан визиту в столь раннюю пору? — вскинул брови я и поежился от холода.
Любомирский бросил многозначительный взгляд на надзирательницу и та, поджав губы, захлопнула дверь, оставив нас в наедине. Но я был уверен, что дамочка подслушивала.
— Михаил Николаевич, полагаю, произошло ужаснейшее недоразумение, — с театральными интонациями начал войтош. — Вас не должны были отправлять под стражу. Его высокопревосходительство узнал о вашей участи вчера глубоким вечером и был разъярен. Однако мы решили, что будить вас среди ночи и переводить в Домашний корпус будет не лучшей идеей.
Ах вот оно как. Значит, до Долгорукова дошла информация, и он тут же отправил своего цепного пса по мою душу. Как тебе такое, Мустафин? Один — один, сволочь.
Я не удержался от гнусной ухмылки.
— Значит, вы пришли вызволить меня из заточения?
Любомирский кивнул.
— Разумеется. Негоже человеку ваших талантов и заслуг гнить в карцере как какому-то преступнику-рецидивисту. Я забираю вас немедленно, — он вытянул руку. — Ваше запястье, пожалуйста. Нужно снять ограничительный браслет.
— Но приказ был подготовлен согласно Уставу, — возразил я.
— Боюсь, некоторые сотрудники слишком вольно трактуют некоторые доктрины нашего закона, — кисло улыбнулся войтош. — Однако и этот момент мы уладим. Что до вашего наказания за кражу господина Пантелеева, то, учитывая давнюю традицию, было решено заменить пребывание в карцере на общественные работы в свободное от учебы время. Итак, ваше сиятельство, руку…
Я виновато улыбнулся и вложил в протянутую ладонь Любомирского расстегнутую змейку браслета. Войтош удивленно вскинул брови.
— Вот как…
— Местные артефакты настроены на Благодать, — объяснил я. — Боюсь, произошел конфликт с моей родовой силой.
Губы ассистента ректора растянулись в слабой улыбке.
— Ну конечно. А вы, стало быть, решили умолчать об этом обстоятельстве.
— Но и попыток бежать не предпринимал, — ответил я тем же чуть насмешливым тоном.
Любомирский спрятал артефакт в карман и кивнул на висевший на вешалке китель.
— Переодевайтесь в форму, Михаил Николаевич. Вы возвращаетесь в Домашний корпус.
Я поднялся и прошлепал до вешалки, как вдруг обернулся.
— Выпускают только меня?
— У вашего сиятельства есть иные варианты?
— Я не единственный отбываю здесь наказание за кражу Головы, — я кивнул в сторону соседней камеры. — Полагаю, будет несправедливо освободить зачинщика и оставить одного из помощников в заточении. Здесь, знаете ли, холодно по ночам. Можно и воспаление какое подхватить. Да и как-то это не по-мужски — оставлять даму в затруднительном положении…