Перенести Рафу у меня не хватило бы сил, поэтому я вернулась в лагерь, взяла палатку, спальник, спички. В кружке, которую Рафа подставил под листья, через верх переливалась вода. Я выпила ее всю Старым путем, чтобы не сбиться, вышла на дорогу, прошла вправо и нырнула в тайгу там, где днем услышала голос отца.
Я поставила палатку рядом с Рафой, перетащила его внутрь. Делать этого было нельзя, но я боялась, что иначе он схватит воспаление легких. Только к ночи я разожгла костер. Спички вспыхивали и гасли в моих дрожащих руках. Влажность достигла какого-то невероятного пика, и обсушиться полностью никак не удавалось. Мокрая одежда прилипла к телу, и меня без перерыва била противная мелкая дрожь. Влага забивалась в нос, липла к лицу. Всю ночь я сидела перед костром, иногда отходила за дровами, но в палатку не заглядывала – боялась, что Рафа умер, и я не смогу сидеть в темноте рядом с мертвецом. Темнота была живая, пахучая. Я вздрагивала от скрипов и шорохов, от звуков, похожих на чавканье грязи под ногами, и ждала, когда вернется отец. Или Вера. Или они вместе выйдут из темноты, сядут у костра и протянут к нему руки.
Пришел серый рассвет. Я отважилась заглянуть в палатку к Рафе. Он был жив, держался. Я смочила его пересохшие губы водой и он, казалось, чуть улыбнулся. С рассветом лес оживился. Запели птицы, засвистели бурундуки. Куковала далекая кукушка. Я спросила, сколько мне жить, и она тут же замолчала. Дождь закончился, ветер тоже, верхушки деревьев стояли не шелохнувшись. Я бросилась наверх, к дороге, поскальзываясь и перескакивая через поваленные стволы. Я стояла на дороге и смотрела в хмурое небо до тех пор, пока не раздался спасительный рокот вертолета.
Спасатели для начала как следует меня обматерили, потом я отвела их к палатке и помогала тащить на носилках Рафу, потому что их было всего трое.
– Где третий, третий где? – спрашивали они.
– Не знаю, – твердо ответила я. – Папа ушел за дровами и исчез.
Нас отвезли в больницу в Гордееве. Меня отпустили тем же вечером. По холлу ходил туда-сюда Сергей. Встревоженный, взлохмаченный. Я подбежала, обняла его и долго рыдала у него на груди, повторяя:
– Мы ее убили. Мы все ее убили.
Сергей не понимал, о чем речь. Он сам едва стоял на ногах после того, как добрался в Гордеев самолетами, поездом, машиной.
В тот день, когда нас увезли на вертолете, тайфун сделал передышку на несколько часов, а затем разыгрался с новой силой.
Рафа снес себе выстрелом кусок черепа. Круглов подсуетился и добился, чтобы его, как только кончился тайфун, отправили в краевую больницу.