Мэнсфилду было двадцать два года. Гладко выбрит, элегантен, воспитан. Кожа у него была гладкая и светлая, как очень качественное сливочное масло, хорошенько намазанное на хлеб. Руки тоже светлого молочного оттенка, без малейшего намека на какой бы то ни было труд. За обедом я заметила, что Мэнсфилд все время смотрит на меня, в то время как его брат был занят огромной тарелкой с котлетами из мяса газели. У меня не хватило мужества сказать Чарльзу, что здесь, в Кении, еда не так уж разнообразна и в ближайшие месяцы ему вряд ли придется пробовать что-нибудь другое.
— Мои предки происходят из Ноттингемшира, — сказал Мэнсфилд, постукивая безупречно отполированными ногтями по краю стакана с водой. — Это места Робин Гуда.
— Вы не очень похожи на вольного стрелка, — заметила я.
— Нет? Но я стараюсь. — Он улыбнулся, показав идеально ровные белые зубы. — Джинджер сказал мне, что вы тренируете лошадей. Это очень необычно.
— Вы мне вежливо намекаете, что это мужское занятие?
— О нет. — Он смутился и покраснел.
Позднее я снова натолкнулась на него в гостиной, где мы пили бренди, — широкой комнате с низким потолком. Он снова начал мне объяснять, что имел в виду.
— Вы знаете, я и сам далек от всего этого, слишком мужского, что ли, — рассказывал он. — В детстве я был слабым и проводил много времени с садовником, выучивая наизусть названия растений по-латыни. Я и сейчас предпочитаю садоводство спорту. Мама дарит мне на Рождество набор белых носовых платков, на счастье, тогда как Чарльзу — ружья.
— Ну, от носовых платков есть польза, — согласилась я.
— Да. — Его глаза сузились. — Хотя точно не в Кении.
— Что бы вы выбрали взамен?
— Для себя? Я не знаю. Возможно, то, что вы все здесь имеете. Это восхитительная страна. У меня такое чувство, что она пробуждает в людях лучшее.
— Я никогда не испытывала желания покинуть Кению. Я выросла здесь, на обратной стороне холма. У отца была там замечательная ферма, на которой он разводил лошадей. Ферма была смыслом моей жизни.
— И что же случилось с фермой? — спросил он.
— Денежные проблемы, долги. Скучно и неудобно говорить о таких вещах, верно?
— Да, правда. Я тоже так думаю.
Не знаю уж, чем Мэнсфилд так расположил меня к себе, но скоро я уже рассказывала ему историю, как однажды разъяренный жеребец напал на Ви Мак-Грегора, на котором я как раз ехала. Они оба набросились друг на друга, словно меня и не было. Все могло кончиться очень плохо — речь шла о жизни и смерти. Но по счастью, жеребцы разошлись так же быстро, как и схватились.
— Вы не испугались? — удивился он.