— А как насчет этого места? Прямо сейчас? — спросил негромко и взял меня за руку. Мы сидели молча, рядом. Несколько безмолвных и драгоценных, как алмазы, мгновений душевного единения. А над нами серебристый «Мос» скользил в небесах, мерцая, точно звезда. Затем, покачав крыльями, он исчез за облаками.
В конце марта 1930 года я отправилась домой. Я заехала в Мелелу, чтобы повидаться с отцом и Рутой, а также навестить лошадей. Объяснить, почему я вернулась одна, без Джервиса, оказалось сложнее, чем я себе представляла. Еще труднее было признаться, что, возможно, Джервис остался в Англии навсегда и мои близкие никогда его не увидят. Отец возмущался и хотел немедленно ехать к Мэнсфилду. Но на успех этого предприятия надежды было мало, все равно что разговаривать со стеной. Его поездка ничего бы не изменила. Рута вел себя спокойнее, но я видела, он очень переживает за меня и сочувствует мне всем сердцем. К тому же он сразу догадался, что ферму ждут тяжелые времена.
— Я сейчас не смогу заниматься скачками, — сказала я ему откровенно. — Я вообще не могу даже думать ни о чем, что было со мной в прошлом. Я не хочу садиться на лошадь, не хочу даже чувствовать запаха конюшни. Я собираюсь научиться управлять самолетом. Хочу научиться летать.
— Я понимаю, — сказал он и, помолчав, спросил: — А где мы будем учиться летать?
Это словечко «мы» все перевернуло внутри меня, наполнило мое сердце нежностью и признательностью.
— А как насчет Найроби? — поинтересовалась я негромко.
Мы переехали в Матайга, где я арендовала коттедж, который раньше снимал Денис. Рута с семьей поселились в квартале, где жили местные, поблизости от меня. С грустью я смотрела на маленького Азиза, как он бегает за мамой, забирается на колени к Руте. Я и так скучала о Джервисе, но эти сценки усиливали мою тоску. Мэнсфилд писал мне, что Джервис все еще очень слаб, но с каждым днем ему становится лучше, он идет на поправку. Помимо новостей, Мэнсфилд стал присылать мне небольшие денежные суммы. Пока я была в Лондоне, он угрожал мне разводом, но сейчас явно решил не ускорять процесс. Однако это мало что меняло. Я не сомневалась, что он доведет дело до конца, когда будет готов к этому. Со своей стороны, я тоже не стремилась освободиться от него как можно скорее, как в истории с Джоком. Я была матерью, но не имела возможности даже прикоснуться к своему сыну. Теперь свобода означала для меня совсем не то, что раньше. Ничто не было, как прежде. Все изменилось.
Как-то днем ко мне заглянула Карен. Мы сели выпить коктейль. Я с удивлением узнала, что, оказывается, она тоже была в Лондоне как раз тогда, когда разгорелся скандал вокруг моей якобы любовной связи с принцем Гарри.