— О чем ты думаешь? — спросил он меня.
— О том, как много ты во мне изменил.
Его губы коснулись моей шеи, я ощутила его дыхание.
— Я поняла, зачем нужна поэзия, — произнесла я тихо, так что вряд ли он меня услышал. — Она рождена для таких дней, как этот.
Хотя я и старалась подготовиться морально, но когда приехала на бывшую ферму Карен и увидела ее прекрасную мебель, выставленную на лужайке, и книги, сложенные в ящики, все внутри у меня сжалось, и колени подкосились. Практически все, что было на ферме, она выставила на продажу или просто раздавала. Мучительные воспоминания о том, как по камешку разнесли Грин Хиллс, вмиг вернулись ко мне — все точно так же. И я ничего не могла поделать, только беспомощно наблюдала за всем. А теперь ее земля должна была достаться другим хозяевам. Карен же пыталась как-то пристроить туземных слуг, работавших в ее доме, найти для них кусок земли, который не уйдет с молотка, чтобы у них что-то осталось. Когда я приехала, я увидела ее расхаживающий посреди вещей. Она курила и в отчаянии сжимала руки, обращаясь к слугам, сидевшим перед ней на корточках.
— Ну вот и вы приехали, — сказала она. — Столько людей приезжает, чтобы попрощаться. У меня уже не осталось слез для прощаний. — Ветер шевелил ее свободное белое платье, широкополая соломенная шляпа лежала на стуле рядом. В этот момент она вдруг показалась мне почти юной.
— Тогда я поплачу за вас, — сказала я. — Особенно и стараться не придется.
— Вы знаете, они хотят устроить в мою честь нгому? — Она махнула рукой, отгоняя дым. — Просто так, для меня. Обеда, как в тот вечер, когда мы принимали принцев, уже не получится. Все вещи упакованы.
— Я уверена, что все равно это будет чудесное зрелище. Они хотят прославить вас таким образом. Вы произвели глубокое впечатление на многих, и на них в том числе. Вас не скоро забудут.
— Недавно мне уже приснилась Дания. Я стою на носу огромного корабля, и Африка тает вдали.
— Надеюсь, вы вернетесь. Однажды.
— Кто может знать, что возможно, а что нет? Скажу честно, я никогда не думала, что я покину эти места. Именно это и значит мой сон. Не я покидаю Африку, а медленно, очень медленно Африка утекает от меня.
У меня перехватило горло, я судорожно проглотила слюну. Большой стол с каменной столешницей вынесли на веранду. Для меня он олицетворял собой самое сердце Мбогани. Старый гранит слегка поблек, его поверхность была испещрена мелкими рытвинками. Это неудивительно, он выдержал на себе столько званых обедов и ужинов. Бокалы с бренди, чашки с ароматным чаем, севрский и лиможский фарфор, ноги Дениса, а также его книги и руки — что только не побывало на этом столе. Карен сиживала за ним сотню тысяч раз. Чиркала спичкой, зажигая сигарету, и задумчиво смотрела в сторону, собираясь с мыслями. А затем, поправив шерстяную шаль, начинала говорить. Все эти картины промелькнули передо мной со скоростью звука. Мне было даже странно, что я стою здесь, в Мбогани, глядя на Карен и ее исчезающую на глазах ферму. После всего, что случилось между нами, что нас соединило, а потом развело в стороны. Но, говоря по чести, еще более странным было бы, если бы я не приехала. Мы сели на два плетеных стула, глядя на голубеющие вдали холмы Нгонга, так похожие на пять костяшек на согнутой человеческой руке.