Длинная рваная рана, протянувшаяся по моей ноге от бедра до икры, кровоточила и болела. Мне казалось, я держу ногу над огнем — настолько она была горячая и воспаленная. Более того, я не могла пошевелить плечами — на спине остались глубокие отметины от когтей Пэдди, и каждая болела не меньше, чем рана на ноге. Царапины поменьше покрывали шею, и все волосы промокли от крови. Когда приехал доктор, отец, Джим и леди Элкингтон вышли в соседнюю комнату. Я слышала, как они громким шепотом обсуждали, что дальше делать с Пэдди. В это время с соседней фермы прибежал гонец — молодой чернокожий абориген. Он сообщил, что Пэдди только что задрал соседскую лошадь и куда-то утащил ее.
Отец и Джим немедленно схватили винтовки и выбежали из дома, приказав грумам вооружиться мотыгами. Я же осталась, охваченная бурей совершенно противоположных чувств. С одной стороны, меня сковывал страх: Пэдди, предоставленный сам себе, мог вернуться на ферму и снова напасть на меня или на кого-то еще. С другой стороны, я жалела Пэдди. Ведь он был лев. И убивать, рвать в клочья — это то, для чего он родился, это его природа.
Доктор дал мне выпить лауданум[8], чтобы не чувствовалась боль, а затем деловито зашил рану снизу вверх толстой черной ниткой, вдетой в кривую иглу. Я лежала на животе, лицом вниз. Бишон Сингх держал меня за руку. Тонкий железный браслет, охватывавший его запястье, скользил вниз-вверх. Белый тюрбан на голове то наклонялся ко мне, то снова отдалялся. Мне он напоминал мистическую змею, кусающую собственный хвост, — бесконечная белая лента, закрученная вокруг головы бог знает сколько раз.
— Удар кнута теперь для Пэдди — это все равно, что мошка укусила, — заметил Бишон грустно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я обеспокоенно.
— Ну а что такое кнут для льва? Надо, чтобы он сам был готов тебя отпустить, — предположил Бишон. — Просто он понял, что ты ему не предназначена.
— Что значит, не предназначена? — спросила я, поморщившись. Иголка уколола меня, я почувствовала, как нитка протягивается сквозь кожу и мясо, затем снова и снова — точно часть моего тела пронизал ток. Слова Бишона тоже ударили меня, точно током.
— Объясни, — попросила я.
— Какой чудесный вопрос, Беру, — рассмеялся он. — Кто же объяснит такое? — добавил он слегка загадочно. — Но раз уж ты не погибла сегодня, надо полагать, у тебя много времени впереди, чтобы найти ответ на него.
Я пролежала в доме Элкингтонов несколько недель. Хозяйка ежедневно баловала меня свежими имбирными кексами — она приказала слугам на кухне, чтобы их пекли специально для меня. Миссис Элкингтон сама приносила мне еду на подносе из бамбука. Выпечка, яичница с пряностями, сок со льдом. Казалось, своим вниманием она хочет как-то скрасить то ужасное происшествие, которое случилось со мной. Пэдди же я слышала ежесекундно. Он ужасно ревел, запертый в деревянную клетку на заднем дворе. Как рассказали мне, льва ловили целых четыре дня. И в конце концов связали и доставили домой. Миссис Элкингтон сказала мне, что бояться не нужно, Пэдди — за решеткой. Она хотела успокоить меня, но на самом деле я чувствовала угрызения совести. Я понимала, что своим бегом, как антилопа, у него под носом, я спровоцировала льва. И он теперь страдал за то, что сделал нечто естественное для себя, то, что подсказал ему природный инстинкт охотника. Это была моя вина. Лежа на узкой кровати в доме Элкингтонов и слушая отчаянный рев Пэдди, я затыкала уши, испытывая облегчение от мысли, что он заперт и не выйдет, и одновременно переживая из-за этого. Я была в безопасности, но считала себя виноватой — и от этого мучилась.