— Я еще не слышал, чтобы это служило препятствием для брака.
— Просто удивительно, как всем не терпится поскорее пристроить меня замуж, — заметила я с подозрением. — Мне кажется, я еще не созрела для этого.
— Ну, не совсем. — Он вздохнул. — Большинство девушек твоего возраста просто мечтают иметь семью, дом. Я полагаю, рано или поздно тебе тоже захочется, чтобы о тебе позаботились, — надежное плечо — опора в жизни. Разве нет?
— Зачем? У нас и так все хорошо, — ответила я недоуменно. Отец не успел ответить — с холма послышался пронзительный звук клаксона и позвякивание багги — небольшого кабриолета с мотором, — за рулем которого сидела Эмма. Кабриолет подбрасывало на каждой кочке, и Эмму смешно раскачивало из стороны в сторону. В конце концов она подъехала к нам и тут же напала на меня.
— А где твоя шляпа, Берил? — спросила она недовольно. — У тебя все лицо будет в веснушках от солнца.
Я ожидала, что наш успех в Найроби поднимет отцу настроение, но за ужином он, напротив, был молчалив. Я видела, что он сосредоточен на собственных невеселых мыслях. Тогда вперед выступила Эмма. Ее раздражение вызвал суп — жидкий бульон из палтуса с картофелем и редкими колечками лука.
— Здесь вообще нет рыбы, тебе не кажется, Чарльз? — спросила она, отодвинув тарелку. — Камото! — позвала она слугу. — Подойди сюда.
Тот появился бесшумно, в белом кителе и бархатной феске на голове.
— Немедленно унеси все это, — скомандовала Эмма.
— И что мы будем есть? — осведомился отец, жестом останавливая смущенного Камото. — Хлеб с маслом? Оставь его в покое, Эмма.
— Сейчас тебя волнует, что я делаю? Но это забавно! — Она почти кричала.
— А что, собственно, происходит? — вмешалась я в недоумении. — В чем дело?
Отец нахмурился, было видно, что он переживает.
— Оставь нас, Камото, — попросил он.
— Может, и мне выйти с ним? — осведомилась я, когда за слугой закрылась дверь. Мне не хотелось слушать, как они ругаются. Отец молчал, затем произнес мрачно:
— Это все проклятый рупий. — Он сжал руки в кулаки. — Вчера я лег спать, имея пятьсот тысяч, а сегодня у меня всего семь тысяч с половиной. И еще восемь процентов по кредиту. На этот раз мне не выкрутиться.
— Он собирается поехать в Кейптаун работать тренером, — сообщила Эмма холодно, — С фермой покончено.
— Что? — переспросила я, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног. — Как покончено?
— Заниматься фермерством, Берил, — это все равно что играть в азартную игру, очень высокий риск, — произнес отец. — Так всегда было. Ничего нового.
— А в Кейптауне, там не азартная игра? — спросила я и встряхнула головой, не в силах осознать толком, что только что услышала.