– Спокойно! Спокойно, товарищ Журкин. Прошу вниз, в машину.
Заурчала отъезжающая машина.
…На высоко взбитых подушках полулежит доктор Коссель. Вид у него озабоченный и усталый.
– Дина! Дина! Ложись спать!
В кресле, уставившись в портрет молодого человека в летной форме, сидит старуха с прекрасно-безумным лицом. Она в ночной рубахе, шпильки зажаты в руке, седые волосы бедно свисают на плечи.
– Дина! Ложись спать, дорогая! – повторяет Коссель.
Старуха качает головой – не в ответ мужу, а как бы своим мыслям.
– Нет, нет, нет, – шепчет она.
Старый Коссель спустил ноги на пол.
По длинному коридору дома Нирнзее идут трое. Один в полушубке, двое в противочумных костюмах. Звонят в квартиру.
– Смотри-ка, как поздно пришли, – бормочет Коссель.
Этот звонок не испугал старика, он привык ко всяким ночным беспокойствам. Натягивает халат и шлепает открывать. Жена его не двигается с места.
– Что вам угодно, голубчик? – спрашивает он у парня в полушубке.
Парень протянул документ, но Коссель отвел его руку в сторону.
– Что вам угодно? – переспросил он.
– Вас срочно вызывают, – сообщил парень.
– Кто болен, простите? – поинтересовался старик.
Парень снова повертел документ.
– Да вы пройдите, пройдите, я возьму очки, я без них совершенно ничего не вижу.
Коссель нацепил очки и посмотрел наконец в документ.
– Так, так, понятно. Так что вам угодно? – осведомился старик.
– Вас срочно вызывают, – повторил парень, которому уже надоел этот непонятливый старик.
– Что ж, срочно так срочно. Вам, однако, придется подождать, пока я соберусь. Знаете, люди к старости становятся такими медлительными. – Коссель твердо взял жену за плечо. – Дина, пойди ляг.
Дина послушно встает с кресла и идет к постели.
Коссель одевается. Парень уставился на портрет в траурной рамке.
– Сын ваш? – спросил парень. – Полярный летчик? Тот самый Коссель, о котором в газетах писали?
– Тот самый.
Коссель надевает круглую меховую шапку и шубу с шалевым воротником и становится похож на провинциального священника. Жена обратилась к нему неожиданно внятно:
– Приходи скорей. Я не могу быть одна.
– Я скоро, скоро… – И, недосказав чего-то, проглотив слова, которые уже были на языке, поцеловал сухую головку старухи и вышел.
– Я свет здесь погашу? – спросил он перед дверью.
– Не надо! Оставь! – раздался голос жены.
Комната Петровских. Ночь. По комнате ходит немолодая женщина, укачивает плачущего ребенка. У окна останавливается, видит, как во двор въезжает воронок и разворачивается возле их подъезда.
– Федя! Федя! – кричит женщина. – Посмотри! К нам!
Пожилой муж Федор подходит к окну.