Разминувшись в дверях с Соленовым, входит Коссель. Сикорский надевает маску.
– Приношу вам свои извинения, коллега, – кланяется Косселю Сикорский. – Я главврач этой больницы, Лев Александрович Сикорский.
– Коссель Сергей Иосифович, – представляется Коссель. – Объясните мне, ради бога, что здесь происходит?
Сикорский, выдержав паузу, говорит:
– Вчера ночью, коллега, к нам был доставлен больной с диагнозом двусторонняя пневмония. Больной был ваш, с вашего участка, – из гостиницы “Москва”.
– Помню. Майер, – подтвердил Коссель.
– Час тому назад он скончался от легочной чумы.
– От легочной чумы? – переспросил Коссель. – Значит, это…
– Да. На той стадии болезни, когда вы его смотрели, легочная чума дает картину пневмонии. Собственно, и пневмония там имеется. Инкубационный период, как вы знаете, очень короткий, сутки-двое. Обычно первые признаки заболевания проявляются уже через сутки. Лихорадка, озноб, в некоторых случаях тошнота…
– Если я правильно вас понял, я в карантине? – спокойно спросил Коссель.
– Да, – просто ответил Сикорский. – И скажите, что я могу для вас сделать?
– Разрешите мне позвонить отсюда жене, – попросил Коссель.
– Пожалуйста. Но, прошу вас, сначала подумайте хорошенько, что вы ей скажете. Как вы понимаете, слово “чума” не может быть произнесено.
Коссель кивнул и набрал номер.
– Дина! Извини, Диночка, я не смог позвонить тебе раньше. Меня срочно вызвали на сборы. Нет, я не мог, Дина. Не мог. Что за глупости! Что за глупости! Не плачь, я тебя прошу! Да вернусь я! Вернусь! Дина!
…Покрытое простыней тело Майера на кушетке. Сорин передвинул письменный стол так, чтобы сидеть к кушетке спиной. Он явно болен, кашляет, задыхается. Он пишет письмо.
“Дорогой товарищ Сталин! Когда это письмо дойдет до вас, меня уже не будет в живых – я умру от чумы, как умер только что врач из Саратова, которого я изолировал и за которым ухаживал до часа его смерти. Я надеюсь, что эпидемия будет остановлена, и, если это произойдет, буду считать, что положил свою жизнь за советский народ. Мое положение смертника дает мне право, как мне кажется, обратиться к вам с личной просьбой. В июле 1937 года был арестован мой старший брат Сорин Семен Матвеевич, начальник строительства шахты в Тульском угольном бассейне. Вся жизнь моего брата, его безукоризненное революционное прошлое таковы, что исключают те обвинения, которые были представлены ему при аресте. Прошу вас лично разобраться в деле моего брата”.
…Гольдин, потирая руки, входит в столовую. Стол накрыт на один прибор.
– Настя! Что, Софья Исаковна звонила?