Его щеки были испещрены лопнувшими сосудами, тусклые стариковские глаза слезились. Распухший красный нос казался отдельным организмом, поселившимся у него на лице. Рукава у мундира потертые, на рубашке нет воротничка.
В руках у него была папка с именами – та же папка, или такая же, как та, в которую навечно было вписано имя Торнхилла. Он скользнул безразличным взглядом по Торнхиллу, будто тот был чем-то вроде швартовой тумбы, и отмахнулся от мух большим и грязным носовым платком.
Но потом их взгляды встретились, и Торнхилл понял, что Саклинг еще вполне в своем уме и узнал его. Он выпрямился и посмотрел Саклингу прямо в глаза, напомнив себе о помиловании, документе, который хранился в жестяной коробке.
Громким голосом, привыкшим отдавать приказы, не считаясь с тем, кто и что может услышать, Саклинг осведомился: «Разве ты не Торнхилл, с транспорта “Александр”?» – и с важным видом снова взмахнул своим платком.
Торнхилл не ответил, а посмотрел в сторону, и тут же возненавидел себя за то, что отвел взгляд. Саклинг злорадно улыбнулся и объявил довольным голосом: «Никогда не забываю лица злодеев. Ну да, Уильям Торнхилл, транспорт “Александр”».
Торнхилл заставил себя стоять неподвижно, наблюдая, как муха села Саклингу на щеку, туда, где еще поблескивали следы мыльной пены, а потом попыталась влезть ему в ноздрю. Саклинг чихнул и передернулся от отвращения. «А ну отойди!» – крикнул он и, что-то недовольно ворча, принялся хлопать по мундиру ладонями. Мухи поднялись и снова уселись ему на волосы, на лоб, на этот искусительный нос. «А ну назад! Пошел!» – снова крикнул он и махнул на Торнхилла руками, словно тот был собакой. «Стань подальше! На тебя мухи летят!»
И сразу же купающийся в солнечном свете Порт-Джексон снова стал тюрьмой, да и сам солнечный свет поблек, а раскинувшийся вокруг порта городок превратился в полную миазмов камеру, в которой можно задохнуться. Он может купить себе помилование, он может получить землю, он может набить свою коробку деньгами. Но он никогда не сможет купить того, что есть у Саклинга. Каким бы жалким Саклинг ни стал, до какого бы состояния ни допился, он всегда сможет высоко держать голову, потому что он никогда не сидел в тюрьме.
Саклинг смотрел на Торнхилла в упор, вынуждая его сказать хоть что-то, но Торнхилл заставил себя молча замереть, как делал это в другой жизни, на «Александре». Он считал, что человек, знавший этот трюк – как покидать собственное тело, – все равно что мертвец. Старое умение вернулось, нашло Уильяма Торнхилла, осужденного, прятавшегося в теле Уильяма Торнхилла, землевладельца.