Слова прозвучали и ушли, оставив за собой тишину. Он на шаг приблизился. Та, которая делала шнурок, неторопливо отложила его и встала. Ее длинные груди раскачивались, соски глядели в землю. Она стояла, спокойно глядя на него, словно дерево, стоявшее на своей собственной земле.
Он не мог заставить себя прямо взглянуть на нее. Он еще никогда не видел обнаженную женщину. Даже наготу Сэл он видел только отдельными местами. Сэл никогда не стояла перед ним так, как стояла эта женщина: без ничего, со шнурком, опоясывающим бедра. Если бы так встала перед ним Сэл, он кинулся бы укутывать ее. Но эти женщины не чувствовали стыда. Похоже, они даже не чувствовали себя нагими. Они были одеты в собственную кожу, точно как Сэл, одетая в шаль и юбку.
Та, которая бросила в огонь змею, подняла руку и отмахнулась от него. Она начала что-то говорить, отрывисто и горячо, в ее глубоко посаженных глазах отражался свет. Она совсем не боялась человека в шляпе и бриджах, и что бы она ни говорила, она не ждала от него никаких возражений. Отговорив, она отвернулась, словно дверь захлопнула.
Ему не понравилось, как она это проделала, как будто никакой из его ответов ничего не значил. «Послушай, старуха, – произнес он громко. – Я же могу взять ружье и отстрелить твою дикарскую голову!» Он услышал в своем голосе напряжение, заполнившее все окружающее пространство. Женщина не смотрела на него, но ее лицо выражало явное неодобрение. Вторая снова заговорила и дернула головой. Он понял, что она говорит, куда ему следует отправиться – туда, откуда пришел.
Что-то заставило его обернуться. Позади него стояла группа мужчин, они появились так тихо, что вполне могли вырасти из земли. Их было шестеро, или восемь, или десять. Из-за того, что их кожа сливалась с тенью, которую отбрасывали деревья, их трудно было четко разглядеть.
В Лондоне Уильям Торнхилл считался крупным мужчиной, но эти заставили его почувствовать себя маленьким. Они были такого же роста, как и он, с худыми, но сильными плечами, мускулистой грудью. Каждый держал по несколько копий, древки которых шевелились, как усики насекомого.
Он стоял, раздвинув ноги, его новые тяжелые сапоги твердо упирались в землю. Он увидел себя их глазами: непонятная одежда, лицо, скрытое шляпой.
Ему показалось важным вести себя как хозяин. Тогда они были бы его гостями. Он заставил себя весело их поприветствовать, глядя им прямо в лица, как будто они были псами, готовыми наброситься на него, если он как-то выкажет страх.
«Здравствуйте, джентльмены, – сказал он. – Как у вас дела? Неплохой денек, не так ли?»