Одним из таких постоянных клиентов был Барыга Салливан. В Сиднее всегда была нужна известь, потому что там строилось много каменных и кирпичных домов, и размах строительства ограничивала только нехватка составляющих для строительного раствора. Поставки извести в Сидней были хорошей сделкой, бочонок в десять галлонов шел по пять гиней.
Но рукав реки, на котором расположился Барыга, лежал не совсем удобно для Торнхилла. Он петлей вгрызался в пространство между высокими хребтами с поросшими лесом плато. Казалось, что солнце здесь светит не так ярко, отражаясь в черном зеркале воды. Даже когда по реке дул северо-восточный ветер, здесь поверхность воды оставалась зеркально-гладкой, и столб дыма висел между хребтами совершенно неподвижно.
Барыга поселился на треугольнике ровной земли, между двумя образовавшими клин крутыми склонами. Он по-своему расчистил участок. Теперь этот кусок земли был весь в буграх и пнях, в песчаной почве пыталась выжить кукуруза. Неподалеку от посадки он построил хижину, но из-за того, что в этом месте склон был довольно крутой, казалось, что хижина вот-вот с него съедет – такой она была кособокой. На посадку и кривую хижину наползал лес.
Третьей стороной треугольника была река с голой полоской грязи на берегу. Барыга уже давно вырубил на топливо все мангровые заросли, а по проплешинам на берегу было видно, где он уже пережег в известь все брошенные черными пустые раковины. Костры горели день и ночь, и неудивительно, что здесь не осталось ни кустика, ни деревца.
Торнхилл всегда стремился поскорее убраться от Барыги. Быстро загрузиться и отплыть с отливом, чтобы река сама унесла его подальше.
Когда «Надежда» с последними приливными волнами подплыла к этому месту, лес, росший за пределами расчищенного треугольника, казалось, затаил дыхание. Собаки, зубами которых Барыга так гордился, были привязаны возле хижины, кроме никогда не отходившей от него Мисси. Почуяв Торнхилла, они зашлись лаем и принялись рваться с цепей.
Торнхилл, стоя на корме, подходил к причалу. Посмотрел туда, где когда-то раскачивалось на веревке похожее на мешок тело. Теперь там ничего не было – ни дерева, ни тела.
Барыга был возле воды, складывал в кучу хворост. Он заорал и помахал рукой Торнхиллу, тот молча помахал в ответ. Что-то в этом месте, в его мрачности и настороженности, мешало ему подать голос.
Барыга подошел поближе. От него несло дохлыми устрицами и его собственным гнилостным дыханием. В руках у него был факел, он поджигал сухие листья, сваленные вокруг кучи палок и веток, подбрасывал в занимающийся огонь еще дров. Между дровами белели устрицы – не мертвые раковины, а вполне свежие живые устрицы. Из пламени послышался треск, по воздуху поплыл дым.