Но и Торнхилл был не лыком шит: «В гинеях[15], Барыга. Пять гиней – мое последнее слово», – и повернулся, направляясь назад к лодке. Тут Барыга, как Торнхилл и предполагал, сдался. «Ладно, по рукам!» – крикнул он, и Торнхилл повернул назад.
Барыга представлял собою жалкую фигуру, он стоял, скрючившись, на своем скрюченном куске земли, драные штаны болтались вокруг тощих ног, босые ступни все в грязи, по лицу тек пот. «Так и быть, отдам за пять гиней, – объявил он. – Как один белый другому белому».
• • •
Подходя к хижине, где Торнхиллу предстояло выбрать себе собак, Барыга прокричал, перекрывая их лай: «Хочу тебе кое-что показать!» Возбуждение, звучавшее в его голосе, заставило Торнхилла насторожиться, но Барыга уже заталкивал его в дверь.
После яркого солнца разглядеть что-либо внутри было трудно – Торнхилл видел только пробивавшиеся сквозь дыры в коре лучи света. Но в углу почудилось какое-то движение, и до Торнхилла донесся звериный запах, смешанный с вонью чего-то гниющего. Когда глаза Торнхилла привыкли к мраку, он увидел матрас, перечеркнутый тонким солнечным лучом, а рядом с ним что-то темное. Раздался звон цепи, послышался вздох, не его и не Барыги. Он подумал, что это, наверное, собака, но в ту же секунду разглядел, что никакая это не собака, а сидящий на корточках человек, тело которого зигзагом рассекает солнечный луч, – черная женщина скорчилась у стены, она дышала так тяжело, что он видел белые зубы между искаженными болью губами, видел ссадины в тех местах, где крепилась цепь, – алые отметины на черной коже, капли крови, похожие на драгоценные камни.
Барыга пробрался из-за спины Торнхилла и заорал: «А ну, поднимай свою ленивую черную задницу». Она чуть повернулась, и Торнхилл увидел у нее на спине следы от плети. В солнечном свете ее кожа была растрескавшейся и серой. Она стояла, держа цепь, соединявшую ее щиколотки.
В раскаленном добела солнечном свете Барыга был настоящим ничтожеством с плеткой. Он улыбался гаденькой похотливой улыбочкой. «Черный мякиш, – произнес он, облизнувшись. – Единственный, который мужик в этих краях может поиметь, если, конечно, тебя не привлекает эта старая грымза Херринг, мне так она даром не нужна». Отсмеявшись по поводу миссис Херринг, он вплотную приблизился к Торнхиллу: «Она обслуживает меня вместе с Головастым, – прошептал он. – Спереди и сзади».
На какой-то ужасный миг, очень ярко, будто при свете молнии, Торнхилл представил себя с этой женщиной. Ощутил ее кожу под своими пальцами, ее напряженные ноги. В нем на миг проснулось животное. «Ты играешь, Торнхилл? – спросил Барыга. – Только берегись ее когтей, они у нее как у бродячей кошки». Торнхилл не мог вымолвить ни слова, только помотал головой и выскочил из хижины.