Пока солнце в небе стояло высоко, они еще могли делать вид, что все нормально. Торнхилл слышал, что Дэн, работая, даже насвистывает. Но когда солнце начало садиться, он умолк. По молчаливому соглашению они принялись уносить корзины с уже собранными початками. Тень горы накрыла хижину, добралась до реки, перебралась на другую сторону, к утесам. Казалось, все кругом затаило дыхание, будто ждало чего-то. Дым из трубы поднимался прямо в бледное сумеречное небо, вода в реке стояла, не шелохнувшись, как в стакане.
С последними проблесками заката Сэл загнала детей в хижину. Прихватила за ухо Джонни, когда тот попытался снова выскочить наружу, да так сильно, что он стукнулся о дверную раму и шлепнулся, оглашая долину ревом. Она сгребла его и затолкала внутрь.
Торнхилл смотрел, как она подбрасывает в огонь хворост. Дети тоже настороженно за ней наблюдали. Он знал, что с ней происходит, потому что с ним происходило то же самое: страх способен незаметно превратиться в гнев, как будто страх и гнев – это одно и то же.
• • •
Проснувшись, он сразу почувствовал запах дыма. С порога хижины было видно, что вся долина наполнена дымом, дым висит над рекой, каждый вздох пах пеплом. На заборе сидела птица и, склонив голову набок, глазела на него. С реки доносился птичий хор, пение, издаваемое разными пичугами, сливалось в хор, словно ничего особенного не происходило.
Особенно густой дым повис над кукурузной делянкой, над почерневшими стеблями. От запаха превратившихся в пепел початков на глаза выступили слезы.
Это была их самая первая посадка, полугодовой давности. Он сам вскапывал эту землю, сажал в нее семена, наблюдал, как прорастали свернутые в зеленые трубочки листья. Чувствуя плечами вес солнца, пропалывал сорняки. Пропалывал снова и снова. На рассвете он стоял среди своих посевов и наблюдал, как каждое растение пускает в землю корни. Он нежно проводил рукой по листьям, таким гладким и прохладным, по пухлым, завернутым каждый в свою оболочку, початкам.
С таким же результатом он мог бы вообще ничего этого не делать.
Он считал себя в безопасности хотя бы здесь, на его ста акрах, с его лодкой, с его работниками. Он начал привыкать к тому, что у него имеется жестянка с чаем, есть прочная коробка с монетами. Как же нелепо было хоть на что-то надеяться! Его урожай пропал – пропали не просто початки, пропало обещание будущего. Жизнь все это время сидела в засаде, ждала, когда он снова начнет ей верить. И теперь снова нанесла удар, на этот раз – под видом черных людей, которые с помощью примитивных горящих палочек смогли разрушить все, ради чего он проливал пот.