Мальчика отпустили, но он едва стоял на ногах. Рана под глазом кровила, кожа вокруг приобрела сероватый оттенок. Он, похоже, не понял, что теперь свободен. Им пришлось его почти подталкивать. «Иди, – сдавленным голоском произнес Дик. – Иди».
Мальчик заковылял сквозь кукурузу, потерял равновесие, споткнулся, чуть не упал. Едва он достиг деревьев, как они поглотили его, и только помятые стебли кукурузы говорили о том, что он вообще был здесь.
Вокруг них шелестела кукуруза. Внезапный порыв ветра с реки всколыхнул деревья. Торнхилл посмотрел на лес, ему отовсюду махали листья. Раздался крик какаду, ему ответил другой. Заверещала-запела цикада.
«Они ушли, Па, ушли?» – спросил цеплявшийся за юбку матери Братец. Торнхилл удивился, что он тоже здесь, внимательно посмотрел на встревоженное личико. «Да, парень, смылись», – сказал он. Братец потрогал еще теплый ствол: «А куда? А мы здесь останемся?» Торнхилл показал на покрытые лесом горы: «Это все их. Им есть куда идти. Все у них в порядке».
Колени у него все еще дрожали, и никакие приказы мозга не могли унять эту дрожь. Удивительно: человек может говорить одно, а его колени – совсем другое.
Братец все еще не мог успокоиться, и Дик подтолкнул его. «Мы же можем дать им хлеба? – спросил он сдавленным голосом. – Можем, да, Па?» Но Уилли эта перспектива не понравилась – он вечно ходил голодный, прокормить его было невозможно. А теперь собственный брат предлагает кому-то отдать его еду!
«Не стоит беспокоиться, – сказал Торнхилл. – На этот раз они свалили, и навсегда». Он сам почувствовал, насколько неубедительно это прозвучало, и ветер унес его слова.
Всю вторую половину дня они собирали оставшиеся початки, к работе привлекли даже Братца, складывавшего кукурузу в корзины. Джонни сидел рядом, зачарованный тем, как колышутся метелки на вершинах стеблей. Сэл никогда не клала малышку на землю, но сейчас положила, и та лежала, болтая ножками и что-то лопоча.
Работа продвигалась медленно. Початки крепко сидели на стеблях, отламывать их было трудно, стебли росли плотно, и двигаться между ними тоже было непросто. Сэл работала бездумно, глядя либо на тот початок, что был у нее в руках, либо на тот, к которому тянулась. Торнхилл попытался работать рядом с ней, но она всегда делала так, чтобы между ними оставалось несколько стеблей. Он смотрел на ее профиль, на то, как она тянулась, отрывала, – лицо у нее было не столько сердитым, сколько отстраненным, как будто она прислушивалась к чужому разговору.
«Они много забрали, – сказал он. – Полгода работы!» Она не подала виду, что слышит. Он набрал воздуха, чтобы повторить снова, но она отрезала: «Я тебя и с первого раза поняла». И продолжала обламывать початки. От усилий у нее дрожали щеки.