Барыга говорил теперь тихо, так, что окружающим приходилось наклоняться, чтобы расслышать: «А на Дарки-Крик никого из них не осталось, Головастый позаботился. Зато у Блэквуда их целый чертов лагерь». Он произнес «Блэквуд», словно выплюнул какую-то гадость.
Торнхилл почувствовал, как что-то внутри него оборвалось.
«Мы можем добраться туда к вечеру, – сказал Барыга. – И к завтраку от них уже почти ничего не останется». Посетители внимательно смотрели на Барыгу, на его рот, из которого выплывали эти слова. Что-то в словах заставляло их хотеть слушать, хотеть идти за ним. Нед по-идиотски захихикал. «Хочу заиметь их палец! – вскричал он. – Буду им табачок в трубке уминать!» Барыга кивнул, но как бы не в одобрение того, что брякнул Нед, а в подтверждение своих собственных слов. «Надо закончить дело», – сказал он, допил, что было в стакане, и со стуком поставил перед Пауком, требуя добавки.
Из глоток столпившихся вокруг мужчин послышались одобрительные возгласы. Это были не голоса отдельных людей, а голос группы, безликой и мощной.
Торнхилл молчал. Он уставился в стакан, все крутил его, и ром оставлял на стенках густые подтеки.
«Истребить их всех, и дело с концом, – сказал Барыга. – Все боятся прямо сказать, но разве это не единственный способ?»
Торнхилл поднял глаза и увидел, что Барыга смотрит на него, а все остальные – туда, куда смотрит Барыга. Барыга явно наслаждался этим моментом. А потом заявил, будто это была самая обыкновенная вещь на свете: «Только чтобы туда добраться, нам нужна “Надежда”».
Торнхилл услышал, как громко пыхтит Нед. Они были обращены к нему, все эти знакомые лица – Нед, Дэн, Лавдей, Джордж Твист в своей неизменной шляпе, Паук, чьи щеки заметно округлились. В дымном свете лампы они казались ему чужими – темными, какими-то шероховатыми.
Сама атмосфера в пабе была полна свирепости. Он почувствовал, что эта злоба вливается в него, как вливается спиртное, согревая внутренности. У него заболела голова, он хотел бы уйти, но надо было еще как-то увести к лодке Дэна и Неда, а это было неосуществимо.
Лавдей достаточно набрался и стал красноречивым. Он поднял руку и изрек: «Мы должны вырвать крапиву с корнем, хоть это и болезненная процедура, или оставить эти места на милость жестоким дикарям и вернуться к той жизни, кою мы вели ранее».
Наступила тишина: все задумались о той жизни, которую вели ранее.
Дэн сидел рядом с Торнхиллом, щеки его раскраснелись от рома. Он наклонился к Торнхиллу так близко, что тот слышал, как у Дэна сквозь щели в зубах свистит воздух: «Избавься от черных, и она останется, Уилл, – прошептал он и отодвинулся, хитро на него поглядывая. – Ничем другим ее не удержишь».