Больше всего она тосковала по деревьям, по нормальным деревьям, как она их называла, с листьями, которые облетают осенью. Она показала, где хотела бы их высадить – двойным рядом от реки до дома. Он сообразил, что она увидела на этом склоне – подъездную аллею в Кобхэм-холле, туннель из зеленой шепчущей листвы, отбрасывающей на землю пятнистые тени. Он не подшучивал над ней по этому поводу. Человек имеет полное право рисовать любую картину на чистой грифельной доске нового места.
Джером Гриффин из Сиднея оказался весьма предприимчивым господином, он сколотил состояние на тополях для тоскующих по дому леди, его тополиный питомник был единственным на всем континенте, и Торнхилл закупил изрядное количество саженцев. Вряд ли ему когда-либо наскучит удовольствие тратить деньги.
Дважды в день, утром и вечером, Торнхилл наблюдал за тем, как Сэл заставляет Неда и других – у них теперь было семь работников и еще три девушки в доме – наполнять водовозку и поливать высаженные растения. Ее дни превратились в сражение с солнцем, норовившим выпить из земли всю влагу, и с горячим ветром, иссушающим листья.
Вопреки всем ее заботам сад не желал разрастаться. Розы не укоренялись. Они цеплялись за жизнь, но все равно оставались низкорослыми. Нарциссы были высажены, однако никто так никогда и не увидел ни одного цветка. Торф пожелтел и скукожился, и в конце концов его вместе с клочьями сухой соломы сдуло ветром.
Единственным упорным растением оказались кроваво-красные герани, черенки которых дала ей миссис Херринг. Они пахли резко, но, по крайней мере создавали цветовые пятна.
За несколько недель большинство из двух дюжин тополей превратились в иссохшие палки. Но у Сэл не поднималась рука их повыдергивать. Когда дул ветер, эти трупы деревьев тоже раскачивались в жалкой пародии на жизнь.
Она тем сильнее любила те, которые выжили. На закате она спускалась к ним и стояла внутри треугольника из трех уцелевших тополей. Их блестящие зеленые листья дрожали на длинных стебельках. Он иногда наблюдал, как она стоит среди них. Как трогает лист, лаская его прохладную родную шелковистость, смотрит через него на солнце, чтобы увидеть его тайные прожилки. Она прикасалась к ним так нежно, как прикасалась к детским щекам, и порой Торнхиллу казалось, что, стоя на закате и трогая листья в форме сердца, она с ними разговаривает. «Когда я умру, – сказала она, – похорони меня здесь. Чтобы я чувствовала, как на меня падают листья».
Она уже не так быстро бегала, но настроение у нее неизменно было ровным. У них родился еще один ребенок, еще одна девочка, которую они окрестили Сарой, но называли Куколкой из-за хорошенького личика и светлых кудряшек. После рождения Куколки Сэл поправилась – теперь они могли себе позволить жить спокойно. Он смотрел, как она прохаживается по дорожкам сада. Он и представить себе не мог, чтобы его быстроногая молодая жена превратилась в эту неспешную улыбчивую матрону.