Да и он погрузнел. Мышцы на плечах стали мягче, а мозоли на ладонях – он-то думал, что унесет их с собой в могилу, – превратились просто в утолщения на коже.
В гостиной висел портрет «Уильяма Торнхилла с мыса Торнхилла», напоминавший ему о том, кем он стал. Был еще другой портрет, но его спрятали под лестницу.
Этот первый портрет был откровенно неудачным. Художник лишь недавно сошел с транспортного судна, на нем был сюртук в ломаную клетку, лишь слегка потертый на манжетах, копна шелковых волос и кембриджский диплом с отличием. Торнхилл не стал больше ни о чем расспрашивать, поскольку понятия не имел, что такое диплом с отличием, но этот тип определенно производил впечатление джентльмена. За свои деньги Торнхилл желал получить только лучшее, даже готов был переплатить: пусть все понимают, что его деньги ничем не хуже денег всех остальных.
Художник заставил его стать возле маленького столика, который притащили из гостиной, и постараться «повернуться чуть вбок, совсем немного, просто смотрите на угол камина, сэр». Приятно, когда к тебе обращается «сэр» джентльмен с дипломом из Кембриджа, даже если он и знает, что Уильям Торнхилл – из тех, кого называют старыми колонистами, что на деле является вежливой формой выражения «старый каторжник».
Джентльмен в сюртуке в ломаную клетку вглядывался, наносил мазки и осторожно выспрашивал клиента о его прошлом. Торнхилл послушно отвечал.
Но в этом рассказе Уильям Торнхилл родился не в грязном Бермондси, а в чистом Кенте, у меловых отрогов. И поймали его, потного от страха, не у причала Трех Кранов с досками, принадлежавшими Маттиасу Прайму Лукасу, а был он захвачен на галечном пляже с грузом французского бренди в лодке. И это было его прикрытие, потому что на самом деле он работал на короля, перевозил английских шпионов во Францию.
Это была отлично сконструированная история, все детали подогнаны так ладно, как будто ее рассказывал сам Лавдей, а ведь это была именно его история. Но от этой кражи-то никто не обеднел, верно? В этом месте, где все начинали жизнь заново, подобных историй было что ракушек на берегу. В такой раковине мог поселиться краб и жить, пока она не становилась для него слишком тесной, тогда он перебирался в другую, побольше. Лавдей тоже нашел себе новую историю, в ней была юная дева, жестокий отец и оговор. Так что старая история ему уже была без надобности.
Сэл искоса наблюдала за мужем, пока он излагал эту историю джентльмену из Кембриджа – одной половиной рта, чтобы не испортить позы. А когда добавил еще и встречи при луне с дочкой богатого судовладельца, она опять-таки промолчала.