В конце каждой недели Сэл пересчитывала заработанное Торнхиллом на воде и ею – от продажи выпивки, и складывала деньги в коробку, которую прятала под постелью. После чего детей укладывали спать в их уголке, а Торнхилл набивал трубку, наливал им по глотку лучшего французского бренди из запасов мистера Кинга – такого же, каким наслаждался сам губернатор в своем громадном доме на холме, – и они устраивались на ложе из папоротника, чувствуя под спиной коробку с монетами.
Одной из приятностей этих тихих часов были разговоры о будущем. Тот, кто не боялся работы и не тратил заработанное попусту, мог со временем сколотить состояние – примеров тому они видели множество. Взять хоть капитана Саклинга, который раньше командовал «Александром». В Лондоне Саклинг был всего лишь одним из закаленных морских капитанов, богатством не отличавшимся, а здесь у него появилась своя земля, и он расхаживал в жилете с пуговицами из серебра. Он раздобрел, морщины разгладились, его гладковыбритая физиономия сияла довольством.
И даже те, кого сюда ссылали, за несколько лет могли добиться многого – от условно-досрочного освобождения до полного прощения. Он встречал таких на пристани, они поглядывали так, будто все здесь принадлежало им – а ведь они были ничем не лучше него самого, но они получили свободу, заработали деньгу и теперь смело смотрели всем в глаза.
Торнхилл убеждал себя, что помаленьку они смогут накопить достаточно, чтобы вернуться в Лондон. Купят домик в Саутуарке, такой, как был в Суон-Лейн, но он будет принадлежать только им. А на реке у них будет своя баржа, крепенькая такая, она будет швартоваться на грузовом причале, а править ею будет хороший сильный подмастерье. Дни они будут проводить возле камелька в теплой гостиной, сидя в мягких креслах, уголь будет таскать девчонка-служанка. «Вот клянусь тебе, Уилл, – шептала Сэл, прижимаясь к нему, – я прямо чувствую запах масла на поджаренных кексах, которые она нам подносит».
Две баржи – а почему бы и нет? И два подмастерья.
«У меня будет индийская шаль в огурцах, – шептала Сэл, – и я больше никогда не стану сама стирать белье».
Торнхилл представлял, как он сидит в «Якоре» с блюдом молодой селедки, кружкой лучшего горького пива, а на лице у него прямо написано, что он держит золотишко в надежном банке. Всякая мелкая сошка будет кланяться ему, когда он после ланча с трубкой в зубах будет спускаться к реке. «Здравствуйте, мистер Торнхилл! Прекрасный денек, мистер Торнхилл!!» Он знал, что из него получится хороший, совестливый богач, поскольку он слишком хорошо уж напрактиковался быть бедняком.