— Верно, — кивнула Вика, наконец убирая от лица руки. На щеках и на лбу девушки остались яркие красные отпечатки прижатых ладоней. — Я слышала, как он сказал, что у него пистолет, что он всех загонит по клеткам.
— И вы не могли этого допустить, — мягко продолжил Лунин.
— Не могла, — всхлипнула Кожемякина.
— Вы так сильно хотели быть с этим молодым человеком? — Илья покосился на Дениса, с преувеличенным вниманием разглядывающего потухший камин. — Ваша любовь не могла подождать даже несколько дней?
— Не так! — Вика вдруг вскочила на ноги и замерла, стиснув кулаки. — Все не так, это не я не могла ждать. Это он, — она выставила вперед руку, указывая на младшего Сипягина, — он заставил меня!
— Дура, — болезненно поморщившись, простонал Денис, — дура конченая. У Лильки, поди, ума и то больше.
— Вы хотите сказать, — неторопливо поднявшись из-за стола, Илья подошел к Виктории, — что Денис Сипягин заставил вас совершить нападение на полковника Изотова?
— Чего? — Денис возмущенно вскочил с места.
Легким тычком в грудь Лунин отправил молодого человека обратно на диван.
— Итак, Виктория, я вас правильно понял?
Илья вновь повернулся к Кожемякиной. Они стояли друг от друга совсем близко, и ему хорошо были видны исказившиеся черты лица девушки. Покрасневшие от прилившей крови щеки, раздувающиеся при каждом выдохе ноздри, дрожащие губы, расширившиеся потемневшие зрачки. «Она боится», — отчего-то подумал Лунин. Кого, Дениса? Что он ей может сделать? Уже ничего. Тогда кого? Обернувшись, Илья бросил короткий взгляд на яростно сжимающего кулаки Станислава Андреевича, готового в любой момент ринуться на выручку дочери.
— Он сказал, что ему все эти игры с ухаживаниями не интересны, — послышался тихий голос. — Если я хочу, чтобы он проявил ко мне внимание, то не надо тянуть время. Или здесь и сейчас или никогда.
— Господи, Викуся, — вытянув руки вперед, Мария Александровна устремилась к дочери, — бедная моя.
— Он сказал, если я не приду к нему этой ночью, — уткнувшись в щеку матери, Вика зарыдала, — то уже ничего не будет. Никогда не будет, понимаете, никогда!
— Доча, маленькая моя, — Мария Александровна обхватила Викины дрожащие плечи и сильнее прижала к себе, — да что ж ты с собой делаешь? Ведь чуть человека жизни не лишила. Из-за мужика такие глупости воротить. Да вон их кругом мужиков сколько! Подрастешь, какой хочешь твоим будет.
— Подрасти, опять подрасти, — еще громче зарыдала Вика, — мне восемнадцать уже! Куда еще расти? Я у нас в классе одна такая осталась… все расту.
— Вот и хорошо, вот и хорошо, милая, — торопливо бормотала Мария Александровна. — Это ж что значит, раз одна? Значит, ты у нас самая лучшая. Значит, любить тебя сильнее всех будут. Ты подожди, подожди еще немножко. Совсем чуть-чуть! Успеешь еще налюбиться. Так успеешь, что потом знать не будешь, куда от этой любви деться.