— Тут же как посмотреть, Стасик. Человек ведь многое делает вроде сам, а вроде и не по своей воле. Ты говоришь, сама она виновата? Может, и так. Вот только один вопрос: в чем она виновата?
— Я что, должен сейчас при всех вспоминать, как эта девка на сторону от меня гуляла? — тяжелым колоколом загудел Кожемякин. — Так я вспомню, мне труда не составит. Мало того что сама выгуливалась, так еще и выродка нагуляла. И что, я за это должен был ее в пупок целовать? Все правильно я сделал. Дал пинка, она и полетела в нужном направлении. А то, что этот кобель, как его звали. Башмаков, что ли.
— Башлачев.
— Да мне по барабану, как его звали, — рявкнул Кожемякин. — То, что он ее со своим же отродьем не принял, — это уже не моя проблема. И под поезд я ее тоже не толкал, если уж к кому вопросы и могли быть, так это к Башлачеву.
— А ребенок?
— К чему эта болтовня? — Кожемякин окончательно вышел из себя. — Я что, должен сказать, как мне жалко несчастную девочку? В мире много несчастных девочек. Я всех пожалеть не могу. У меня своих двое и жена в придачу. Полный комплект. Вот своих я могу пожалеть. А это не мой ребенок.
— Это был твой ребенок, Стас, — еле слышно прошелестел Зарецкий. — Я заменил результаты экспертизы.
— Заменил, — несколько удивленно повторил Кожемякин. — С чего это вдруг?
— Ты же помнишь то время, Стас. Надеюсь, что помнишь. У тебя тогда уже были хорошие деньги и возможности, а у меня только идеи. Некоторые из них несколько специфического характера.
— Несколько, — хрюкнул Кожемякин, — это ты скромничаешь. Идеи у тебя всегда чумовые были, но денег мы на них нормально подняли.
— Дарье мои идеи не очень нравились. Она вообще считала, что я на тебя оказываю дурное влияние. Хотя я и пытался ее убедить в том, что на тебя влиять в принципе невозможно.
Кожемякин что-то неразборчиво проворчал.
— А потом ты рассказал мне о письмах этого Башлачева, и о том, какой скандал у вас из-за этих писем случился. Я тогда еще подумал, что ты сам себя накручиваешь, ну пишет парень из зоны бывшей однокласснице. Что здесь такого? Они там все от нечего делать кому-нибудь пишут.
— Но не всем отвечают, — фыркнул Станислав Андреевич, — я же тебе показывал.
— Показывал, — вздохнул Зарецкий, — никакого криминала в ее письме не было. Несколько добрых слов, не более. Ты и сам, если я правильно помню, пришел к этому выводу. Я, если честно, про эту историю сперва забыл, а потом, после очередного конфликта с Дарьей, когда она начала выдвигать мне ультиматумы, подумал, нельзя ли из всего этого извлечь какую-то пользу.