— Это не мой отдел, — отрубил Йожеф Браник. — Сами подымут! Итак, о моем деле чести молчок! Мы ведь понимаем друг друга? А ты загляни как-нибудь вечерком, я дам несколько свежих яичек для матери.
— Яичек? — недоуменно переспросил Балинт.
— Ну да, матери твоей, — раздраженно ответил Йожеф Браник.
Балинт по-прежнему ничего не понимал. — А почему вы хотите дать маме яички, господин Браник?
Телефон в дальней комнате умолк, потом зазвонил снова. Балинт еще не усвоил зауженного понятия взрослых о дисциплине: и душа его и тело готовы были спешить на первый же зов. Тщетные усилия телефона беспокоили его сверх меры, он едва сдерживался, чтобы не броситься к нему со всех ног. Но господин Браник безжалостно пользовался своими правами, и чем отчаяннее надрывался телефон, тем он казался довольнее. Это тоже было непонятно мальчику. — Почему вы хотите дать маме яички, господин Браник?
— Чтобы ты язык за зубами держал!
— Не понимаю.
В этот миг шагах в двадцати от них отворилась еще одна дверь, покрытая белой масляной краской. В коридор вышло несколько господ во главе с техническим директором, которого Балинт уже видел: утром он в сопровождении группы иностранцев побывал в сборочном. Йожеф Браник моментально повернулся вокруг своей оси и протянул руку к двери, но директор издали приметил его белый тюрбан.
— А ну-ка, извольте подождать! — сказал он с расстояния в двадцать шагов, уставив на Браника сухощавое лицо с золотым пенсне на носу. Голос директора был бесцветен и глух, но страшную эту личность окружало поясом такой бездыханной тишины, — словно глетчер холодным воздухом, — что, как бы тихо он ни заговорил, каждое его слово было слышно и на расстоянии пятидесяти шагов: все, кто находился внутри этого пояса, даже дышали вполсилы.
Лицо Браника стало белым, словно его вырезали из листа наилучшей министерской бумаги. — Как заживает ваша рана? — спросил технический директор, будучи уже в десяти шагах от чиновника. — Что вы сказали?.. Не слышу.
— Благодарю вас, господин директор, — повторил Браник громче.
— Благодарю, заживает или — благодарю, нет? — Между ними оставалось лишь пять шагов, и вопрос прозвучал так, что Йожеф Браник невольно отдернул голову: глухое шипенье директорского голоса ударило в барабанные перепонки, словно гром. — Так как же: благодарю, заживает или благодарю, нет? Вы не в силах работать?
— О, конечно, в силах, господин директор!
Лицо в золотом пенсне, не задерживаясь, проследовало мимо Браника. — Ибо, ежели вы не в состоянии работать, — ровно и столь же внятно шипел голос, хотя директор даже не обернулся, — вам следует, вероятно, взять больничный лист. Почему здесь никто не подымает телефонную трубку? Господин Браник, — продолжал он, даже не поинтересовавшись, присоединился ли чиновник к его свите, — вы не замечаете, что вот уже пятнадцать минут, как там непрерывно звонит телефон? Вероятно, вы не можете прервать важное собеседование с этим юным тружеником. В одиннадцать пришлите ко мне господ и дам, которым следовало бы находиться в этой комнате!