— А вы согласились бы, чтоб на вашей совести была смерть этого человека, господин Ковач? — спросил очкастый, у которого запылали уши. — Чего этим достигли? Что теперь нас со всех сторон окружат легавыми?
— Ничего, мы их живо выкурим!
— Ни к чему все на коммунистов валить, — проговорил слесарь-инструментальщик, голубоглазый блондин со спокойными движениями. — Кабы коммунист это совершил, верно, люди не пострадали бы.
— Как же это?
— А вот так… уж поверьте мне на слово, — спокойно ответил тот. — Во всяком случае, человеческой жизнью не рисковали бы.
Пожилой рабочий в очках пожал плечами. — Они только и делают, что жизнью рабочих рискуют, а сами сидят себе в Москве со всеми удобствами да распоряжаются.
— Это ложь! — резко выкрикнул чей-то звонкий голос.
— Потише только, товарищи! — посоветовал слесарь-инструментальщик. — Незачем нам друг дружку дубасить, это лишь врагу на радость. Хотя товарищ Ковач прав, коммунистов трусами назвать никак нельзя.
— Шухер, старик идет!
— Он правильный товарищ, — перебил кто-то, — его бояться нечего.
Третья группа рабочих столярничала внутри пассажирского вагона. Здесь обсуждались давно уже ходившие по заводу слухи о том, что Венгерско-итальянский банк скупает акции завода и перепасовывает их Кредитному банку; тому же нет смысла наряду с «Ганц-вагоном» поддерживать еще одно вагоностроительное предприятие, и может случиться, что в скором времени завод будет демонтирован.
— А тогда все мы окажемся на улице, — проговорил столяр, стоявший прислонясь спиной к радиатору. — Эти чертовы банки нас перекидывают туда-сюда, словно речь не о живых людях, которым кормиться надо.
— Ничего, уже недолго им радоваться!
— Как это?
— А вот так! Недолго уж!
— Думаешь, зас. . . ты этакий, что подпиленной трубой в компрессорной можно запугать Кредитный банк?
— Я говорю только, что недолго им радоваться!..
— Тот, кто сделал это, не об том думал, — рассудил третий; это был долговязый, чуть не под потолок, обивщик в красном берете на длинной, словно вытянутой голове. — Он, наверное, против проитальянской политики правительства хотел выступить. Не так давно все мы читали в «Непсаве», что когда Бетлен подписал венгерско-итальянский договор о дружбе, то в городской управе даже буржуазная оппозиция орала: долой войну!
— Кто сейчас думает о войне?
— Кто вступает в союз с Муссолини, товарищ, — сказал обивщик, — тот заключает союз с войной.
— Я участвовал во всех четырнадцати сражениях на Изонцо, — вступил в разговор рабочий с изрезанным шрамами лицом. — Из немецких пушек стрелял в итальянцев. Теперь, выходит, вскорости будем из итальянских пушек в немцев пулять?