Восемнадцать лет спустя, в 1944 году, усадьба во время боев Советской Армии с немцами сгорела — в нее попала граната; уцелевший после пожара паркет, оконные рамы, водопроводные трубы, дверные ручки растащили окрестные жители, они же спилили на дрова и столетние деревья парка.
Послеполуденное солнце стояло над усадьбой; его лучи, еще сильные и яркие, насквозь пронзали длинную тополевую аллею, ярко освещая большие окна виллы; они набрасывали на желтый фасад легкую и четкую кружевную тень акации, темнее прорисовывали греческие очертания колонн, трепетали на кончике громоотвода, поднимавшегося над крышей, и наполняли комнаты мягким предвечерним покоем. Вокруг цветущей, источающей сладкий аромат акации колыхалось, словно шелестящая юбка, несмолкаемое жужжание пчел. Перед деревом, лицом к холму, стоял двенадцатилетний мальчуган в коротких штанишках.
— Балинт, где ты?.. Смотри не убегай никуда! — крикнула дворничиха младшему сыну, высовываясь из полуподвального окошка. — Чтоб тут был, поблизости, когда его милость приедет.
— Зачем это? — повернулся мальчик на ее голос.
Мать уже скрылась было в своей кухне, но, услышав вопрос, тотчас высунулась вновь. Смуглое, как у цыганки, худое лицо с непомерно большими серыми глазами строго глядело на мальчика. — Мы ж хотели попросить для тебя работу на заводе! Так?
— Сегодня?
— А когда ж?
— Сегодня так сегодня! — Мальчик кивнул матери и медленно погрузил руки в карманы штанов. У него были тусклые, светлые, коротко остриженные волосы, спокойные серые глаза, небольшой, чуть вздернутый нос; по лбу, особенно когда он говорил, взбегали параллельно крупные складки, совсем как у маленьких щенят. — Сегодня так сегодня, — повторил он. — Только уж вы, мама, приглядитесь сперва, хорошо ли он накачался; когда он под хмельком, договориться легче. Я тут буду неподалеку.
Внезапно повернувшись, он побежал по аллее. Голова матери снова исчезла в полуподвале. Перед длинным желтым строением надолго воцарилась тишина, слышалось только золотистое гудение пчел. Фигура босоногого, неслышно бежавшего мальчика быстро уменьшалась под сходящимися кронами тополей и вскоре окончательно растаяла в густой, наполненной птичьим щебетом тени деревьев.
У фонтана Балинт на минуту остановился. Спрыгнув в подернутую ряской воду бассейна, подошел к стоявшей посередине облаженной танцующей нимфе, обнял правой рукой ее каменный стан и, вытянув губы, поцеловал. — Бог с тобой, Юлишка, — шепнул он и левой рукой медленно погладил грациозную фигурку. — Придется мне завтра идти на завод, не то вся семья помрет с голоду.