Доктор воспользовался тем, что все отвлеклись, и поспешил скрыться. Выскочив на улицу, он побежал по дороге со всей прытью, на какую были способны его измученные артритом конечности. Ветер, завывая, ворвался внутрь через открытую дверь, и стены Дома Собрания вздрогнули.
– Буря совсем разыгралась, – заметил Кельвин Берман, выглядывая в окно. – По дороге сюда мы видели три упавших дерева. Пожалуй, лучше будет вернуться домой.
Вайолет, стоявшая рядом, кивнула.
– Может, лучше переждать здесь, – возразил Леланд, глядя на пень. – Судя по звукам, ненастье только усиливается. – Словно по команде, ветер сменил тон и завыл, точно баньши, над заледеневшими улицами. – У нас есть дрова… Хотя бы немного, – объявил он, проверяя поленницу возле печки. – И еда… С таким количеством фасоли голод нам не грозит.
В ответ должен был раздаться смех. Но никто даже не улыбнулся. Эймос закашлялся. Бонни шмыгнула носом. Я окинула взглядом зал, повнимательнее присматриваясь к людям и подмечая детали, которые прежде упускала. Лихорадочный блеск глаз. Бледность кожи. Дрожащие руки и натертые до красноты носы. Усталость и недуги. Казалось, все здесь на грани болезни. Я повернулась к Мерри:
– Я… я думаю, нам пора уходить.
– Нельзя идти в такую погоду, – сказала она, указывая на снег, который валил за окном.
– Нельзя здесь оставаться. Посмотри вокруг. Тут все больны. Больны и напуганы.
Я с ужасом представила, что стало бы с доктором Эмброузом, если бы на улице не упало дерево. Отчаяние изменило Эмити-Фолз, заставляя людей бороться за свою жизнь, а не за процветание всего сообщества. Я не задумываясь схватила банку с фасолью и спрятала под накидку, подальше от чужих глаз.
Эймос, задыхаясь, опустился на скамейку. Кашлянул один раз, другой, не потрудившись даже прикрыть рот платком. Я почти почувствовала, как на меня летят капельки слюны. Содрогаясь от отвращения, я стерла воображаемые брызги, но кожа все равно зачесалась. Я представила, как болезнь проникает в меня, точно колония муравьев, зарывающихся в землю. Я почесалась, оставляя красные полосы на тыльной стороне рук, но от этого раздражение только усилилось. Лопатки горели, жилки под коленями дергались. В волосах будто что-то ползало, но, сколько бы я ни проводила по ним руками, ничего не могла поймать. А Старейшина все задыхался и хрипел. Маттиас помрачнел. У него все было на лице написано.
– Кельвин прав. Нам всем пора по домам, пока погода не испортилась еще сильнее. И вообще… Думаю, нам лучше некоторое время посидеть дома. Пока опасность не минует.