– Увидела тебя, Мишутка, и жить захотелось. Я, вроде, как помолодела – вернулась в годы, когда ты маленький был. Вишь, Бог обделил меня, мужа не дал, – суетилась, жалуясь, баба Дуся. – Вы были моей семьёй, да поразъехались, и осталась я одна. Редко кто заходит, не нужна стала. Люди уезжают в большой свет— деревня пустеет. Оставайся с ночевой, сынок, – предложила под конец она, – или невеста ждёт?..
– Нет, баб Дусь, не ждёт. Но я люблю её. С детства люблю.
– Любишь?.. Може, расскажешь, Мишенька?.. – загорелась баба Дуся. – Поделишься, сердце облегчишь.
И Миша рассказал о неразлучной тройке, о трагедии в семье Сати, о том, что за год жизни в Москве ни одна девчонка не легла ему на душу, что из двух парней она выбрала другого, но он нелепо погиб, и Сати осталась беременной.
Слушала баба Дуся вначале весело, затем загрустила, а вскоре и вовсе глаза спрятала. Миша замолчал. Ходики беспристрастно оттикивали в тишине жизнь, её непредсказуемость. Баба Дуся вздохнула, поднялась, обняла гостя, потрепала его по спине.
– Девчонку жалко: в пути, что называется «жизнь», ей выпало много в самом начале, а сколь ещё выпадет – у-у-у?!.. Не обижай её. Всё у тебя наладится. Не горюй, Мишутка.
В совхоз вернулся он поздно, но велосипедный след оставил. Сати и Миша не думали, что в одиночку им будет плохо и что со смертью одного умрёт и частичка другого.
* * *
«Не успел, много чего ты, друг, не успел…» – вздохнул Миша и зашёл в домик. Мать не спала – ждала. Передав ей привет от бабы Дуси, он выпил молока и лёг.
– Сынок, што тя мучат? Я ж вижу… – присела на постель мать. – Не знашь, куда себя девать…
– Мам, я устал.
– Ты весь месяц будешь такой?
– Какой «такой»?
– Неприкаянный.
– Я переживаю – за Артура и Сати…
– Сдружились… изго-ои, – засмеялась она, – потомок «кулака», депортированный немец и депортированная чеченка.
– Мам, а что если я женюсь на Сати?
– «Женюсь…» – усмехнулась она. – А ты её любишь?
– Люблю. С детства. И на всю жизнь. Но она выбрала Артура.
– О-ой, сыно-ок, я те счастья хочу! – выдохнула она. – Боюсь, ошибёсся.
– Да она за меня и не пойдет, – вздохнул он.
– Тю-ю, чего это?
Миша пожал плечами, нащупал в темноте её руку, погладил и прошептал:
– Давай завтра поговорим, а сейчас спать, а то отца разбудим.
– Скирдовал весь день – устал. Захрапел, как токо голова коснулась подушки.
Мать поцеловала сына, укрыла, как укрывала в детстве, пожелала спокойной ночи и ушла. После таких минут нежности и любви, что были гарантом надёжного тыла, никакая беда казалась не страшна – всего этого Сати была лишена.