Лина отвернулась и вслепую шагнула в глубь галереи, не зная, куда она идет или что хочет увидеть. Она остановилась и подняла глаза. На стене перед ней висела большая, яркая картина маслом, с почти гротескными округленными фигурами. Женщина, изображенная со спины: стройные ноги, длинные темные волосы, платье, облегающее мягкие округлости тела – спина Грейс. Она стояла на старомодной сцене, над ней – свернутый полог, по краям картины рябил длинный темно-красный занавес. По обе стороны от женщины, тоже на сцене, сидели два гротескно округлых младенца, каждый крупнее женщины, каждый с мужским лицом: одно – с темными густыми бровями, другое – с пробивающейся щетиной, и оба покрыты складками жира и морщинами. И эти двое переросших детей взывали и тянулись к женщине, которая не обращала на них внимания.
Был ли один из этих детей Оскаром? Щетина, ясные, голубые, утонувшие в складках кожи глаза. Он пытался ухватить Грейс с выражением эгоистичного голода, хищно и жадно. И именно эта ужасная картина, в конце концов, уничтожила решимость Лины отнестись к новой Грейс спокойно и разумно. Вспышки гнева, которые Лина испытывала в детстве, теперь возвращались во всей красе. Почему все эти годы Оскар скрывал Грейс? Что случилось?
Опустив голову, Лина протолкнулась сквозь толпу и вышла за дверь галереи, возвращаясь на улицы, по которым она шла менее часа назад. В воздухе пахло сигаретами, мусором и вином, и живот Лины сжался в тугой узел, мешавший дышать.
В двух кварталах от метро ей показалось, что кто-то зовет ее по имени, но она не обернулась, и вдруг на ее плечо легла рука.
– Каролина Спэрроу?
Она обернулась. Это был критик, Портер Скейлз, тот, кто много лет назад написал об Оскаре резко отрицательный отзыв, тот, кто открывал своей лекцией выставку «Искусство и искусственность». Лина узнала его густые седые волосы, оплаченный круглогодичный загар, глубокую ямочку на подбородке.
– Каролина Спэрроу? – снова спросил Портер, пытаясь отдышаться, как будто он бежал. – Вы дочь Грейс Спэрроу?
– Да, – ответила Лина, удивленная, что ее так назвали. Она всегда была дочерью Оскара Спэрроу.
– Я так и думал. Вы очень похожи на нее. Меня зовут Портер, Портер Скейлз. Я хорошо знал вашу мать. Я восхищался ее искусством.
Лина оглядела его брюки, безупречную белую рубашку с открытым воротом, черный шнурок на шее, на котором висел маленький, изящно вырезанный кусок слоновой или чьей-то еще кости.
– Я знаю, кто вы, – кивнула Лина.
– Позвольте угостить вас кофе, – сказал Портер. – Или чем-нибудь покрепче.