Твоя обожающая сестра,
Дот
28 августа 1848 г.
Милая Кейт,
Что за времена у нас настали, Кейт! Прошлой ночью в дом пришла девушка. Она была на сносях, хотя сама, казалось, этого не понимала, хотела только одного – бежать. Она не сказала нам, откуда она бежит. По-видимому, не издалека, ноги у нее были сбиты, но не кровоточили, хотя она была почти в бреду от усталости. Я боялась за ее ребенка и за себя, она выглядела полубезумной. После долгих расспросов она сказала, что ее зовут Джозефиной.
Лина перестала читать. Джозефина. На сносях. Потомок. Лина посмотрела на фотографию Лу Энн и Джозефины на крыльце и улыбнулась: это много значило для дела о компенсации. Это много значило для Джозефины: девушка бежит ночью, ищет сарай, и вот наконец он перед ней, фонарь освещает путь, и Доротея наготове с едой, одеялом и транспортом.
Но что случилось? Лина сверила даты: письмо Доротеи было датировано августом 1848 года, а фотография Джозефины и Лу Энн в Белл-Крике была сделана в 1852-м. Почему Джозефина вернулась? И куда делся ее ребенок?
Лина посмотрела на часы. Оставался всего час до того, как придет такси в аэропорт. Она снова начала читать, уже быстрее, с ручкой и блокнотом, отмечая важные даты и факты:
Прошлой ночью в дом пришла девушка.
У нее с собой почти ничего не было, ни узелка, ни свертка, только кукурузный початок в одном кармане и портрет женщины в другом, весьма искусно нарисованный. Я спросила ее, кто рисовал, но она не ответила, только посмотрела печальным взглядом. Она была молода, моложе меня, и отец, и я были глубоко тронуты. Я молча сидела с ней, поглаживая ее по голове, а отец взял еду из кладовой и оставил нас наедине. Возможно, он думал, что мы поговорим как подруги или как сестры, но это было трудно, мы были из разных миров. Как я ее ни уговаривала, она так и не рассказала, что привело ее к нашему сараю. Вместо этого она говорила о цвете неба и гор, о цыплятах, заболевших птичьей болезнью, о том, что дети играют и смеются, что корова перестала давать молоко, что простыни, развеваясь, сохнут на ветру. Это был странный рассказ, и не рассказ даже, скорее серия картинок, которые она нарисовала мне в воздухе.
Когда отец наконец вернулся, она спала на полу, положив голову мне на ногу. «Мы не можем отправить ее, – сказал отец. – У нее помрачение ума, и она может родить в любой момент. Она не выдержит путешествия». На самом деле я думала так же, но что нам было делать? Я решила, что ей нужно выспаться, а потом мы хорошо накормим ее, приведем в чувство и перевезем в фургоне на другую станцию «железной дороги», где будет не так опасно. Ответ отца удивил меня. «Мы не можем рисковать и везти ее в фургоне. Под досками тесно, она может закричать или начать рожать. После того как поймали Альфреда, патрулей стало больше, и я не могу подвергать нас риску».