Последняя воля сына — это святое.
Несколько часов после поминок Игнатенко лежал на диване, ничего не делая, почти не шевелясь, закрыв глаза.
Было уже за полночь, наступила суббота.
Геннадий встал и включил компьютер. Около часа обрабатывал видео, дополняя титрами-пояснениями. Добавил изображение карты, где отметил ту самую усадьбу, на территории которой всё это происходило.
Выложил во все возможные социальные сети.
И лег спать...
Рано утром он внезапно проснулся от того, что в его металлическую входную дверь кто-то ломился. Резал, вспарывал пилой. Стоял жуткий скрежет, летели искры.
Электричества не было.
Игнатенко попытался вызвать полицию с помощью смартфона, но сотовая сеть была недоступна. Городской телефон также не работал.
В квартиру ворвались спецназовцы в камуфляже и балаклавах.
Бросились к Геннадию, повалили его на пол и принялись избивать ногами.
Вошли еще несколько людей — в штатском. Начали деловито осматривать вещи. Первым делом подошли к компьютеру. Один из сотрудников забрал смартфон.
Следом в квартире оказался их начальник.
Владислав Скворцов приблизился к Геннадию, лежащему на полу посреди комнаты. Сделал жест бойцам, чтобы перестали его бить. Склонился над ним, присел на корточки. Схватил за волосы и поднял. Около полуминуты всматривался в лицо испуганного, оглушенного, ничего не понимающего инженера, находящегося во власти страха и боли.
И вдруг со всей силы треснул его головой об пол.
От страшного удара Игнатенко потерял сознание.
Москва, 26 января 2020 года
Иван ехал на электричке Ярославского направления из дома в сторону Москвы...
Сегодня был второй день съезда РКП.
Сегодня должны были избрать Центральный комитет партии.
И его первого секретаря.
Алексея Петровича Савельева, известного больше под партийным псевдонимом... или позывным, как сейчас модно — Жаров.
Подполковника Комитета охраны конституционного строя.
Всё было решено. Как сказал накануне Галкин, активно на правах гостя общавшийся в кулуарах с членами партнерской партии, в том числе из регионов, альтернатив не было.
Сам Жаров в последние недели перед съездом, после гибели Омельченко, развил поистине бурную деятельность. Он всячески, правда, стараясь оставаться в тени, действуя чужими руками, провоцировал разногласия, конфликты, безумные споры по отвлеченным теоретическим вопросам. Выносил их на публику. Пытался всем доказать, что партия разлагается, находится в глубоком кризисе и вообще на грани раскола. Хотя сам в расколе заинтересован был меньше всего. Как догадывались многие здравомыслящие люди в РКП и союзных ей несистемных партиях, всё это делалось для того, чтобы выставить оставшееся от Мельдина ядро «старой гвардии» потерявшим контроль над ситуацией. Чтобы навязать свою повестку, высказать самыми правильными и громкими словами свой анализ ситуации и предложить себя в качестве того, кто замкнет на себя функцию «спасителя», «модератора» и «антикризисного менеджера». Которому, конечно, для преодоления «раскола» и «разброда» нужен карт-бланш на «оздоровление» партии и наделение расширенными полномочиями. Партия в этом случае должна была окончательно выродиться в секту-уродец, ничего не делающую, кроме неустанного провозглашения бесполезных, хоть и правильных, лозунгов.