— И «Кобзарь».
Они молча пожалели об утрате… Володя сказал:
— После войны новые куплю! И тебя читать научу. Не умеешь? Пора приучаться.
— Буду приучаться, — обещал Юрка.
Они не забыли уговор и на другой же день собрались было рыбачить. Володя выпросил у бабы Хиври иголку, раскалил ее на огне, согнул щипцами — и получился какой ни есть, но все же крючок. Нашли и нитки. Осталось накопать червей да вырезать удилище из вербы, — как вдруг пришла растревоженная тетка Пелагея и объявила, что сегодня женщина с того берега переходила речку, наступила на мину и ей перебило ноги. Сразу припомнили: и точно, утром был какой-то взрыв, да на него не обратили внимания. Бухало в эти дни часто в разных сторонах. Увидев ребячьи приготовления, тетка Пелагея разом охладила рыбацкий пыл?
— Отакая беда. А вы — со своими удочками. Киньте их, и со двора никуды. Проживем без ваших бубырей… И никаких мне, Володька, разговоров.
Но Юркина мать немного их обнадежила:
— Этими днями саперы проверят речку, понаходят мины — тогда и пойдете. А сейчас дома есть работа. Будете нам помогать.
Что поделаешь? Они согласились. Но работа была нудная: два дня выносили, выгребали из хаты все, что рухнуло, обуглилось и не до конца сотлело. Тетка Пелагея оглядела почернелые стены, пощупала, кулаком по ним постучала и смирилась:
— Куды там за всю хату браться? И думать нечего. Нема у нас ни работников добрых, ни материала. Крышу слепить — оно бы еще можно. А двери, рамы, стекло? Их тебе нихто не подарует… Хай до весны стоит. Кухню залатаем и поки в ней перебьемся. Так, сына? — посоветовалась она с Володей.
— Перезимуем и в кухне, — согласился он.
И взялись они отхаживать после пожара половину хаты. Месили глину с кизяком, собирали хворост, обломки красного кирпича, куски фанеры, жести и те тощие жердочки, что завалялись, уцелели по закуткам двора. Тетка Пелагея пометила зарубками пяток самых старых вишен в саду, их спилила тупой и ржавой пилой — на стропила. Вишни были кривые, внутри трухлявые, но лучшего строительного леса взять было негде.
Володя обрубал ветки с вишен, когда к ним во двор пришел дед Мирон. Это его именем называлось плесо внизу — прямо, как спускаться к речке от колхозной конюшни. Там дед Мирон имел несколько грядок. Из плеса поливал помидоры, капусту, табак, там же обычно и рыбачил. У речки Юрка и наткнулся на него прошлым летом. Шел, ни о чем не думая, выбирал, где бы еще закинуть удочку, выглянул из-под вербы… и оторопел с испугу… Присмотрелся — сидит под кустом старик напротив двух удочек, на поплавки уставился — и не шевельнется, ждет, когда клюнет. Белая рубаха на нем; буро-зеленая, как водоросли, помятая шляпа; глаза под тенью шляпы полузакрыты; усы и брови — сизые, а лицо — точно взялось мхом. Ну настоящий водяной, вылез из омута погреться на солнышке… Заметил старик его или нет, Юрка не понял. Обошел незаметно кусты и подался дальше. После того раза он частенько наблюдал за дедом Мироном и не переставал удивляться: деду всегда попадалась крупная рыба — все красноперки да голавли. Ну чем не водяной? Наверняка — заговор какой-то знает. И Юрка поначалу побаивался старика.