Поезд на рассвете (Куренной) - страница 68

Кто-то пододвинул стул, взял Юрку за плечи. Юрка сел. Руки его дрожали. Чтобы этого не заметили, он зажал их между коленями. Долго не поднимал головы.

Появился Сердюк. Он был пьян. Подергивался и бессмысленно водил налитыми глазами. Увидел Юрку. Вроде бы вознамерился подойти к нему, но передумал и, пошатываясь, косолапо прошлепал в спальню. Ирина Ивановна поспешила за ним, прикрыла дверь. Видать, взялась чихвостить братца: «Налакался до бесстыдства! Что скажут люди?» Но у того было оправдание: с горя… Наконец вышел Сердюк из спальни. Старался держаться прямо, не клевать носом. Постоял поодаль от гроба, тупо, безразлично уставясь в угол, — и опять куда-то скрылся…

Всю ночь — при свете маленькой настольной лампы, поставленной на табуретку в углу гостиной, — пробыл Юрка возле матери. Напротив него, по другую сторону гроба, сидели три безмолвные старухи в черном. За полночь две встали, покрестились перед покойницей и с поклонами удалились. А третья не ушла, осталась. Это была соседская старуха.

— Все, соколик… отмучилась твоя мамка на сем свете, — тихо и жалостливо протянула она. — Царство ей небесное, сердешной.

И губы ее что-то зашептали, наверное — молитву… Затем она снова остановила на Юрке сострадающий взгляд:

— Чего же ты, соколик, все молчишь, не поплачешь?.. Гнобишь себя, сердце камнем придавил. Ты поплачь, оно трошки и отойдет, горе… легше тебе станет. Поплачь, соколик…

Перед утром Ирина Ивановна заставила Юрку пойти лечь поспать немного. Но уснуть он не мог, сколько ни пытался, ни заставлял себя. Лежал с открытыми глазами, а в голове стучало: сегодня ее похоронят… наступит день — и ее похоронят… Это всегда делают после полудня… И останется он один на свете. При живом отце — один, круглый сирота. Отцу он потом напишет. А может — и не нужно писать. Пускай себе живет, ничего не зная… Как же теперь жить? У кого искать помощи, защиты, соучастия в твоих делах?.. Кто завтра проводит его в школу? Кто накормит? Сердюк? Этот накормит — кусок поперек горла встанет, подавишься. И напоит — так напоит, что зальешься… Нет, Юрка сам себе заработает на хлеб. Уйдет из школы и поступит работать. Учиться можно и в вечерней, а жить — в общежитии. Многие ребята — такие же, как он, может, немного постарше — там живут. И ничего — в люди выходят… Скоро утро. Сегодня мать похоронят. Вечером ее уже не будет с ним. Даже мертвой не будет!

Юрка встал и вернулся к матери, сел у гроба. В той же позе — согбенная спина, руки на коленях — застал старуху. Рядом с нею сидела Ирина Ивановна. А в спальне храпел Сердюк… Начало светать. Сердюк поднялся, пошел на кухню, хлебнул водки, — брякнула бутылка о стакан, — и завалился опять.