— Вон она, твоя дорога, — показал парень. — Мимо сельмага, на бугор, вдоль посадки — и никуда больше не сворачивай. Прямиком в Устиновку придешь.
— Разберусь. Тут мне дороги уже знакомые.
— Ну, земеля, бывай. — Парень по-свойски и как бы ненадолго прощаясь хлопнул Юрку по плечу. — Хорошо тебе погостить. Гляди только, чтоб какая-нибудь Маруся не оженила на себе. Это они умеют… И медовухи много не пей. А то будешь потом загинаться, как я сегодня.
— Спасибо, учту совет, — улыбнулся Юрка; правой рукой вскинул за лямки вещмешок, в левую — чемодан и пошагал.
Он миновал магазин, открытие которого караулили, посиживая на крыльце, две бабки; пересек верхнюю улицу села, в обход машинного двора поднялся на бугор. Отсюда до самого небокрая ему открылись молодая зелень полей, далекие холмы, кривые складки балок. Юрка постоял, стараясь поверить наконец, что перед ним т а, заветная дорога, которая ему даже снилась, и что идет он не куда-нибудь, а в Устиновку… Снял фуражку, расстегнул ворот кителя, вдохнул сразу все запахи майской степи и не удержался — побежал. Это получилось неосознанно, вдруг, но он побежал — озорно, нетерпеливо, как бегал в детстве домой после удачной рыбалки, шумного — всегда большой оравой — купания в речке или ребячьих нескончаемых игрищ, затей на выгоне, — зная, что возле хаты его ждет мать, что уже зазывает во двор дымком летняя плита-малышка, а на ней деловито, обещающе булькает, бормочет пузатый казанок — варит картошку «в мундире»… Да что Юрке — добежать отсюда до Устиновки? Не такие кроссы выдерживал в армии. Тут же — шутейная прогулка. И ноша сегодня ему легка, и невесомы солдатские сапоги. Однако, взглянув на себя глазом постороннего — это что за бычок взбрыкнул, сорвался с привязи? — он опять пошел шагом.
Хорошо укатанный, прямой проселок не был ни пыльным, ни слишком мокрым, — ночной дождь в меру сбрызнул его. По левую сторону дороги вольно дышало просторное, чуть пологое пшеничное поле, по правую — тянулась невысокая кудрявая лесозащитка, за нею зеленели кукуруза и подсолнухи, посеянные четкими квадратами. Деревьев здесь не было раньше, их посадили уже после войны. Но поля выглядели так же, как тогда. И здесь же проходила дорога. Юрка не раз проезжал по ней на подводе, рядом с каким-нибудь сердобольным к пацанве дядькой. Брал его с собой и возчик Тришка, — который умел ходить на руках, играл на балалайке и сватался к песеннице Нюре.
Этой дорогой пришло освобождение.
Фронт продвигался к ним долго и трудно. Сначала услыхали однажды на рассвете далекий, неясный, точно из-под земли идущий, гул. Потом он стал достигать Устиновки все чаще. Уже можно было различить, что это гремит орудийная канонада. Она то казалось близкой, то снова откатывалась и затихала, но по балкам да речным крутоярам долго блукали ее глухие отголоски.