При виде его хмурой физиономии я неожиданно поймала себя на малодушном порыве остаться среди порядочников. Утешало только одно: обоих Волковых перекосило так, будто они предпочли бы мерзнуть на станции подключения, нежели общаться с недовольным ревизором третьего чина.
— Вечер добрый, — изрек Хотен, напрочь игнорируя то, что с его появлением вечер, и без того не слишком радостный, окончательно перестал быть добрым. — Могу я ознакомиться с докладом?
Будучи при исполнении, он не мог позволить себе никаких проявлений привязанности — и, кажется, это бесило его не меньше, чем то, что я ему так и не позвонила. А расхлебывать дурное настроение товарища ревизора предстояло капитану Волкову, и он уже косился на меня как на врага народа.
Как будто не добровольно натаскивал сыночка вести допросы на моем примере!
— Никак нет, товарищ ревизор, — отрапортовал капитан. — Доклад еще не готов. Опрашиваем свидетелей.
Учитывая, что один из ключевых свидетелей сейчас должен был лежать заштопанной задницей кверху у Велиславы дома, опрос грозил затянуться.
— До завтра уложитесь? — неожиданно по-человечески поинтересовался Хотен и, не выдержав, подошел и положил руку мне на плечо.
Я вздрогнула: похоже, товарищ ревизор не поленился лично облазить станцию подключения, и руки у него были ледяные.
— Так точно, — с облегчением кивнул капитан Волков.
А Хотен не преминул усложнить ему задачу, безапелляционно забрав второго ключевого свидетеля прямо из-под носа у разочарованного следователя, вынужденного заткнуть бездонную бочку своих вопросов. С одной стороны, я была даже благодарна. С другой…
— Ратиша, я, помнится, лично покупал тебе переговорник.
А я его сменила. Аккурат перед поездкой на третье месторождение: он таки приказал долго жить.
— Почему ты мне не позвонила?!
Да, Хотен не Беримир, он укоризненно молчать не будет. Даже когда по-хорошему следовало бы.
Вместо этого товарищ ревизор прочитает целую лекцию на тему способов сохранения нервных клеток своим близким и будет отвратительно прав в каждом слове. Остановится, конечно же, только когда я все-таки не выдержу и разревусь. Но так и не сообразит, что лекцию стоило не только читать, но и принять к сведению, поскольку у его близких нервы тоже не казенные. А дом встретит меня темными окнами, голодным собачьим скулежом, полупустым холодильником и выстывшей за день буржуйкой…
Справедливости ради, мне хватило терпения выслушать нравоучения, хоть они и заняли большую часть дороги, извиниться (Хотен ведь действительно переживал!) — и разревелась я, только увидев холодную темноту в климатическом куполе.