Мы с Раинером переглянулись и тут же причислили себя к жителям злым. Я — потому что подозревала, что невеста категорически против оценки себя с точки зрения плодовитости, а храмовник — потому что знал несколько больше о графском дворе, нежели я.
- Насколько я помню, графского советника унесла чума, — тихо сказал он мне, благодарно приняв простенький глиняный кубок из рук виночерпия. — После этого Его Сиятельство и приказал обратиться за помощью к бокору, но тот ничего не успел сделать, потому как в городе потери были куда значительней. Где граф успел найти нового советника за такой короткий срок, да еще неженатого?
Его удивление было вполне понятно: такие дела на Тангарре быстро не делались. Советников выбирали тщательнее, чем жену: та надоест — и на костер, а с советником-то каждый день общаться! И чтобы им стал кто-то настолько молодой, что еще даже сам жениться не успел…
Раинер нахмурился, так и не пригубив вино, и потянул меня по ступеням вверх — к темной громаде Собора.
Там его появление предсказуемо произвело фурор. Молодой послушник — совсем еще мальчишка — выронил метлу, которой медитативно шаркал у порога, с вожделением поглядывая на гульбище внизу, и метнулся во внутренние помещения. Его крик свидетельствовал о чем угодно, кроме радости.
- Кажется, твои братья решили, что ты умер, — заметила я. — А теперь восстал неупокойником и таскаешься с девицами.
Раинер спохватился и выпустил мою руку. Я хозяйственно подобрала метлу и прислонила ее к косяку.
Эту трогательную картину и застал смутно знакомый парень, выскочивший с молитвенником наперевес из внутренних помещений. Начатая уже литания встала у него поперек горла: неупокойника он бы еще как-то задержал до прибытия остального десятка, но против двоих мертвецов — или, того хуже, мертвеца с женщиной — выстоять ему не светило. Дружинник посерел лицом и попятился, и Раинер досадливо ругнулся.
- Еще ты давай убеги впереди своего визга, Камиль, — раздраженно пробурчал десятник, решительно переступая порог. — Живой я, живой! Не веришь — спой.
- Й-я-а еще не д-доучил, — проникновенно признался Камиль, и стало понятно, что он немногим старше удравшего послушника.
Раинер резко выдохнул, прикрыв глаза, и затянул литанию сам.
Выверенная акустика храмовой залы подхватила его голос, расцветив его новыми обертонами, подхватив мелодию эхом. Казалось, будто Раинеру подпевал целый хор — с искушающей хрипотцой, царапающей слух, шуршащей где-то под ребрами, распадающейся на сотни и сотни голосов, отстающих друг от друга на доли секунды. Сумрачные краски витражного света охватывали его фигуру слабо сияющим ореолом, услужливо рассыпая цветные блики под каждый его шаг.