Я проследила за его взглядом. Сирень, нужно признать, была выше всяких похвал: душистая, ухоженная, с крупными свечками бледно-лиловых соцветий. Перед местными садовниками хотелось снять шляпу, но я задумчиво покачала головой.
— Думаю, вся Москва и так в курсе, что сирень зацвела, а регионам уже показали вал фотографий. Кроме того, девушку в таком платье полагается сфотографировать если не в романтичной беседке, увитой плющом, то хотя бы у какого-нибудь захудалого дворца, — я одарила Итана ослепительной улыбкой и крутнулась вокруг своей оси.
И без того пышная юбка взметнулась колоколом, обнажая колени, уложенные аккуратной волной волосы соскользнули с плеч, открывая скромный вырез-лодочку — пожалуй, сегодня я была более чем довольна своим образом, но Итан только протянул руку и проворно схватил меня за плечо, не давая наступить на крупный осколок чужого объектива.
— Для плюща рановато, он еще куцый, — заметил он, быстро убрав ладонь с моего плеча. — Захудалая усадьба восемнадцатого века постройки в Нескучном саду сойдет?
Я невинно улыбнулась и закивала. Чтобы попасть к Александринскому дворцу, потребовалось бы пройти по длинной набережной, мимо Голицынских прудов и двух пристаней для речного транспорта — меня этот маршрут более чем устраивал. Хоть и во многом благодаря тому, что Итан, кажется, еще не задумывался о том, что уже исполняет роль «внушительного телохранителя» безо всякой дополнительной платы.
…а еще он умудрился по дороге наловить кадров, где я то подскакивала к массивному парапету набережной, придерживая рукой своевольную шляпку, то с энтузиазмом тянула фотографа к резной беседке в окружении пастельно-желтых тюльпанов, то с удивленным лицом показывала на большой круглый горшок с анютиными глазками, то с детским восторгом застывала у деревянного настила возле зеленоватого пруда, по которому чинно плавали бело-голубые катамараны…
Нескучный сад пронизывали тенистые тропинки, окруженные стройными липами. Здесь пахло лесом: влажной землей, молодой листвой и совсем чуть-чуть — смолой. Тропинки сплетались в паутину, и многочисленные мостики казались наивными мушками, попавшимися в сети. Итан исправно щелкал фотоаппаратом, и к кованой ограде Александринского дворца мы пришли с переполненной картой памяти, гудящими ногами и одинаковым выражением идиотского умиротворения на физиономиях.
В коллекцию добавилось-таки несколько фотографий на фоне сирени, хотя снимать их пришлось уже на телефон. Итан повоевал с настройками моей камеры, плюнул и достал свою китайскую «лопату». Я возмутилась было, но быстро махнула рукой: отчего-то у него даже любительские снимки без толкового фокуса выходили яркими и красочными, а разлапистые кусты из нескольких сортов сирени — темно-лиловой, бледно-сиреневой и кипенно-белой — так и просились в кадр. Потом был выключенный фонтанчик на идеально круглой подъездной аллее перед бело-желтым зданием Александринского дворца, маленький мемориал погибшим во время Великой Отечественной войны, трогательная корзинка с алыми цветами перед обелиском и маленькая скамеечка в тени склонившейся к памятнику ивы…