Неожиданно Олег успокоился. Он вдруг понял, что капитан просто играет у него на нервах и элементарно провоцирует, заставляя таким образом нервничать и говорить больше, чем ему хочется или необходимо. Едва поняв эту тактику, Олег взял себя в руки и сосредоточился.
— У нас таких не было, — проговорил он и посмотрел на листок с каким-то графиком, закрепленный на стойке, подпирающей купол палатки, в которой они сидели. Часть ее была отгорожена брезентовым пологом. Там, за занавеской, было, наверное, спальное место капитана. С улицы доносилось гудение дизель-генератора, вырабатывающего электричество, кто-то ходил мимо, громко топая по проложенным вдоль ряда палаток доскам и отчего-то тихо при этом разговаривая. Вокруг шла почти мирная жизнь военного лагеря, и Олег с жадностью ловил эти звуки, мечтая как можно скорее в нее влиться. Походить среди своих, потрепаться ни о чем и в то же время об очень важном, мужском, и при этом не следить за каждым своим и чужим словом, за каждым жестом и случайной переменой настроения, как он исподлобья наблюдал за Мамедом, бывшим своим хозяином. Или вот как теперь, с капитаном.
— Ну было ли, не было… — бормотал в свои бумаги капитан, не увидев перемены в поведении Самсонова. — Это мы еще посмотрим. А откуда, ты говоришь, эта форма?
— С мертвого чеченца снял. Со своего бывшего хозяина.
— С хозяина? У тебя и хозяин был?
— А как же? У каждого раба есть хозяин. И у меня был.
— Раба-а! — передразнил дознаватель, но не очень, впрочем, уверенно. Скорее по инерции, чтобы оставить за собой последнее слово. Но разговор повел про другое. — Давай-ка мы еще раз вернемся к тому, как ты попал, — он пожевал губами, как будто у него на зубах что-то прилипло, — в плен.
— Рассказывал же уже.
— Рассказывал. А теперь под протокол.
— Пожалуйста, — без раздражения согласился Олег. Даже добродушно. Так что капитан оторвался от бумаг и бросил на него короткий заинтересованный взгляд.
Даже сейчас, вспоминая тот январский день, он не мог отделаться от ощущения какой-то нереальности произошедшего и все искал, где и какую он тогда совершил ошибку.
С утра они выехали на зачистку села. Выехали затемно. Впереди бээмпэшка, следом — они, пятьдесят один человек сводного отряда московского СОБРа, в котором была и их группа областников из двадцати человек, на трех тентованных КАМАЗах. Доехали без происшествий, то есть никто их не обстрелял и мину на дороге не поставил, хотя больше всего боялись именно этого и все время, пока ехали, не выпускали из рук оружие, готовые в любую минуту пулей вылететь из кузова. Как раз за неделю до этого под Моздоком "чехи" расшлепали такую же колонну. Шедший впереди БТР подорвался на фугасе, а по машинам открыли ураганный огонь из пулеметов и автоматов. В результате двадцать четыре трупа и много раненых. Случай много обсуждали, для его проверки даже приезжала комиссия из Москвы, и вроде было решено разрешать выезд колонн только при условии, что их будут прикрывать сверху вертолеты, а спереди и сзади не меньше двух "броней". У них поддержки с воздуха не было. Для летчиков было еще темно, но, кажется, они обещали подтянуться попозже, когда рассветет.